"Джон Д. Макдональд. Бирюзовая тризна ("Тревис Макги")" - читать интересную книгу автора

Намерения Гули были чистыми и бесхитростны: она хотела выйти за меня
замуж. Прямо сейчас. Она была готова сделать все, что угодно, чтобы
доказать мне, что она уже настоящая, взрослая женщина.
Когда ее "ухаживания" стали уж слишком настойчивы и я стал всерьез
сомневаться в ее благоразумии, я загрузил свою "Молнию" всем необходимым и
отбыл вниз по Уотервею. Я уже вышел в залив и миновал Майами, когда
столкнулся с какой-то неспешно плывущей штукой, еще не успевшей затонуть
окончательно, но уже совершенно неопознаваемой: на три четверти она была
уже под водой. Чиркнув вдоль корпуса, она, видимо, в следствии сотрясения,
вдруг попыталась всплыть, так при этом врезав мне по лопасти руля, что та
приняла по отношению к корпусу несколько странное положение. Возникла такая
чудовищная вибрация, что я был вынужден выключить двигатель. Моя "Молния"
не слишком шустра даже на обоих своих маленьких дизелях, но в моем
распоряжении были отлив и сильный западный бриз. Меня понемногу сносило
ветром, и под конец я уже проклинал все на свете, а особенно такой способ
передвижения, как вдруг заметил несколько островков прямо посреди залива.
Прилив почти скрывает их, пристань они ненадежная, и поэтому не имеют даже
названия, а отмечены только в лоциях. Как мог, вырулил на них и в сумерках,
вцепившись двумя баграми в берег, благополучно причалил.
Вытащив поврежденный руль и запасной, я решил, что займусь этим
засветло и взялся за нехитрый ужин. Я как раз делал вожделенный глоток из
любимой фляги, когда в дверях камбуза появилась мокрая фигурка Гули:
огромные темные глаза и нежная полуулыбка на устах.
- Здравствуй, мой дорогой, - выдохнула она. - Удивлен?
Не то слово. Мы проговорили весь вечер. И весь вечер я пытался внушить
ей, что я не хочу иметь ребенком ни невесту, ни хозяйку, ни что бы то было
подобное. И тем более не желаю устраивать ту радостную возню с воплями и
сладострастными стонами, о которой она клянется не рассказывать
никогда-никогда ни одной живой душе, слово чести. Ее негодующим выкрикам и
сердитому бормотанию не было конца, она раскраснелась и разозлилась. Около
полуночи я дозвонился до ее отца и объяснил ситуацию. Я чувствовал, что он
не слишком-то верит в историю со сломанным рулем. При сложившихся
обстоятельствах в это и вправду было трудно поверить. Он сказал, что был
уже близок к тому, чтобы вызывать полицию. Он спросил, когда я вернусь, и я
назвал приблизительное время. Он сказал, что лучше всего будет, если я
подброшу Гулю до Полуденного Ключа. Я сказал, что меня это вполне
устраивает, что вызвали новый взрыв ее негодования, выкриков и слез.
Но к утру, выплакавшись вволю, она умолкла, став тихой и какой-то
бесцветной. К завтраку она сварила кофе ужасающего вкуса и крепости. Я
перегнал "Молнию" к песчаным отмелям и там поставил новый руль. Когда
работа была окончена, Гуля, сидевшая все это время на песке, перебралась на
нос и устроилась там, свернувшись в клубочек, маленькая и несчастная. Но
даже будучи маленькой и несчастной, она все равно была восхитительна. Было
что-то особенное в изгибе плавного перехода от бедер к талии, в линии спины
и изящных плеч. Я невольно чувствовал некий отголосок похоти и сожаления,
глядя не нее. Но нельзя сказать, что я действительно сожалел о своем
бездействии. Полагаю, в мировой поток оголтелого секса я не способен
вложить сколько-нибудь значительную долю. Я предпочитал классику.
В десять утра мы были у Полуденного Ключа. Левеллен расхаживался взад
и вперед по пирсу. Я обошел его и велел Гуле прихватить свою голубую сумку