"Джон Макдональд. Конец тьмы" - читать интересную книгу автора

худшие из инквизиторов. Они во всем пытаются отыскать сексуальное зерно.
Сестры-плакальщицы! Мне кажется, все началось в тот февральский день из-за
дождя, музыки Ксавьеза и этого слова "Nada".
Странно, когда я пытаюсь представить, что собираются со мной сделать
(пристегнуть ремнями и убить меня, драгоценного, незаменимого, уникального
Кирби Стассена!), я готов растерзать того клоуна, который назвал
происшедшее "преступлениями "Волчьей стаи".
Наверное, я надеялся на что-то более достойное, чем казнь на
электрическом стуле, которая сама по себе является серым и трагикомическим
событием. Электрический стул - подходящий финал для людей по имени Магси
Спиноза или Роберт Шак Эрнандес, но, по-моему, не очень подходит Кирби
Стассену. Я с негодованием думаю, что мою безвременную кончину назовут
"казнью "Волчьей стаи".
Скорее всего любая попытка представить то, что со мной произойдет,
столь же бессмысленна, как старания бурундука засунуть за щеку кокосовый
орех. Умом я понимаю: этого не миновать. Но человеческая натура хочет
верить, что в последний момент кавалерия перевалит через холм, краснокожие
рассыплются по кустам, надзиратель выдаст мне новый костюм, билет на поезд,
пожмет руку, и я в сопровождении торжественной музыки, звучащей все громче
и громче, шагну в закат.
Второе слабое место в газетных отчетах - ослиные попытки любительского
психоанализа. Чаще всего на меня вешали ярлык психопата. Очевидно, этот
диагноз освобождает общество от всякой ответственности за такого индивида.
Если изобразить меня необычным человеком, выставить ненормальным, тогда
станет ясно, что культура и образ жизни не виноваты. Я болен, утверждают
они. Я был болен с самого начала. Я прятал злобу и страсть к насилию за
вежливой маской покорности. Я самозванец и обманщик. Вот чего они хотят.
Если я такой, каким меня изображают, то все программы по улучшению
образований и развитию культуры ни при чем.
Никогда не чувствовал себя обманщиком.
Я вспоминаю прожитые годы, углубляюсь в себя и не нахожу ни малейшего
факта, подтверждающего их диагноз. Я и не обнаружил в себе даже намека на
кровожадность. Однажды я чуть не разбил машину, чтобы не наехать на
бурундука. В другой раз передо мной нарочно задавили собаку, и это убийство
наполнило меня беспомощным гневом.
Мне удалось найти в памяти всего лишь одно далекое событие, которое я
до сих пор не совсем понимаю.
Разгар лета. Кирби Стассену двенадцать. На день рождения ему подарили
ружье двадцать второго калибра, но его забрал отец, потому что Кирби
солгал.
В тот год он особенно сердился на меня. Меня побили мальчишки, и я,
плача, вернулся домой. Отец высек меня и велел неделю сидеть дома. Мама
обняла, поцеловала и сказала, что он поступил со мной жестоко. Наверное, я
ненавидел его тогда. Он был жесток со мной и с мамой. Мои друзья гуляли,
играли под солнцем, а я один сидел дома. Я никак не мог успокоиться. Не
помню почему, но я спрятался в шкафу в маминой комнате и заснул. Дверь
шкафа осталась слегка приоткрытой.
Меня разбудили звуки, доносившиеся из комнаты. Я сразу понял, что
время близится к вечеру. Шторы были закрыты, и спальню наполнял золотой
свет. Конечно, я знал, что мне не следовало сидеть в шкафу. Встав на