"Сергей Мацапура. Товарищ сержант " - читать интересную книгу автора

- Да, - отвечают. - Были.
- Руки! - приказывает комиссар. - Ладонями вверх!
Мозолей на ладонях нет. Подошел старший сержант из 4-й батареи, снял с
плеча зеленый ящик - немецкую радиостанцию. Докладывает, что нашел в кустах.
Есть там и следы от ботинок. Отвели мы туда "студентов", заставили
потоптаться. Их следы - сомнений нет. Комиссар приказал отправить
диверсантов в штаб дивизии.
Надеялись мы, что за рекой найдем наконец своих, но разведка донесла,
что впереди фашистские танки. Дивизия еще не закончила переправу, а мы уже
приняли бой с танками. Бой был тяжелый, к вечеру наша небольшая группа
оказалась отрезанной на опушке леса. Фашисты освещали поле ракетами, со всех
сторон били по опушке трассирующими снарядами.
Углубились мы в лес, пришли к покинутому хутору. Разыскал я на чердаке
сушеный табак в листьях. Накрошил ножом, принес товарищам. Угощайтесь,
говорю, местным "Казбеком". Сидим на лужайке, курим. Было нас шесть человек.
Фамилии почти всех товарищей позабыл, помню только их внешность и должности.
Все они из нашего 358-го артполка: командир одной из батарей, очень
подтянутый и собранный старший лейтенант с орденом Красного Знамени за
финскую войну; старший адъютант нашего дивизиона, лейтенант; писарь старший
сержант Хмара; помкомвзвода из нашей батареи был заместителем политрука;
помощник командира взвода связи, старший сержант. Ну и я, младший сержант.
Конечно, настроение у нас далеко не радужное, но паники не было. Оружие
в руках, патроны есть, - значит, пробьемся.
Вскоре на поляне стали собираться командиры и красноармейцы - все из
нашей дивизии. На плащ-палатке принесли тяжело раненного начальника
политотдела дивизии. Он собрал командиров, произвели расчет, разбили по
группам личный состав. Дальше пошли организованно - с разведкой, боковым и
тыловым охранением. Ориентир у нас был - Полоцкий укрепленный район.
Шли мы лесными дорогами и тропами. Как-то, будучи в охранении, набрели
на хуторок. Красноармейцев я оставил на опушке, приказал вести наблюдение, в
случае чего прикрыть огнем. Сам пошел к домикам. Смотрю, на завалинке сидят
женщины, по двору бегают мальцы. Спрашиваю хозяина. Вышел мужчина лет
пятидесяти. Говорю ему:
- Отец, продай хлеба или еще чего поесть. Отвечает:
- Спрячь деньги. - И к женщине: - Антонина!
А дальше что-то сказал по-польски. Привели меня в хату, все, что в
печи, - на стол. Ем наваристый борщ, а думаю о своих товарищах. А хозяин
пакует мешок - сунул туда буханку хлеба, творог, сало, масло, табак.
- Ты, - говорит, - наверное, не один? Бери. Поблагодарил я, опять вынул
деньги, а он:
- Не обижай. Мои двое сынов в Красной Армии.
Спросил я его имя, название хутора, пошел к своим. Уже в 1944 году,
когда мы наступали за Вислой, написал я ему, Федору Григорьевичу, письмо на
хутор Полики. Он ответил, что колхозное хозяйство, разграбленное фашистами,
только-только начали поднимать, что известий от сыновей нет. Передал поклоны
от односельчан. Завязалась у нас переписка. После войны они куда-то выехали
всей семьей, и я, к сожалению, потерял их след.
Но вернусь к июлю сорок первого года. Наша сводная группа с боями
продолжала пробиваться к Полоцку. Фашистские танки то и дело опережали нас,
перекрывая пути отхода. Однажды, уже близ Полоцка, мы втроем - Александр