"Виктор Лысенков. Палата No 7" - читать интересную книгу автора

между тонковолокнистым и обычным. Волокно хотя и было короче, чем у
тонковолокнистого, но хлопок созревал сразу весь и был устойчив к болезням.
Монахов легко защитил в шестьдесят втором кандидатскую диссертацию. Сидевший
в зале на защите Иванов даже не подал голоса, а когда обратились к нему,
только кивнул головой, сказав странную фразу: "Ну что же, ну что же..." По
интонации все поняли - он не против. В тот год у Ивану Федоровичу стукнуло
пятьдесят пять. Он горько думал о том, что все могло быть иначе. Потеряно
двадцать лет. И каких лет!
Но работать он продолжал упорно, хотя стал натыкаться на незаметные, но
крепкие пеньки: то ученый совет института признал нецелесообразным дальше
вести работы над сортом СМ-15, - сорт, мол, исчерпал свои возможности,
высевается в ряде хозяйств, ну чего вам еще надо? То вдруг попросили на год
помочь группе местных ученых, работавших в сложном, но перспективном
направлении (а работа затянулась на целых три года), то вдруг перевели в
институт, заместителем заведующего лабораторией по генетике (кстати, слово
"генетика" давно перестало быть бранным, более того, Иван Федорович
обнаружил, что его поддерживает немалая группа людей, и не только молодежи.
Несколько раз он читал лекции на эту тему, опираясь на свой опыт с тридцатых
годов.). На должности заместителя Иван Федорович просидел еще два года. Его
шеф, доктор наук Самадов, мужик хоть и неплохой, но взвалил почти всю работу
на него, Монахова: всю писанину, опеку молодых, рецензирование диссертаций,
редактирование годовых отчетов и массу прочих мелких дел.
К этому времени Иван Федорович знал, что Иванов и Самадов - друзья. И
понял, что на этой должности его продержат до пенсии. И он придумал способ,
как вырваться из лаборатории, где его отдача, как ученого, была практически
равна нулю: он взялся помогать молодому ученому-селекционеру Имамову -
сообразительному и энергичному парню, с огромным количеством идей, но без
той школы, которая была у Монахова, и без его опыта. И что еще важнее - у
Имамова дядя был секретарем ЦК, и ни Самадов, ни Иванов ни за что не
сунулись бы в их отношения.
Пять лет они работали с Имамовым бок о бок, получили сорт, устойчивый к
целой группе заболеваний. Имамов защитился. Обрел большую уверенность. И его
вроде стала тяготить опека над ним Монахова. Иван Федорович почувствовал
изменения в отношениях вчерашнего ученика, - нет, не хамских, Имамову,
естественно, хотелось самостоятельности.
Иван Федорович понимал это, как и то, что начинать работу над новыми
сортами на селекционной станции ему трудно. И он, и жена постарели, не
помотаешься. Ушел преподавать в сельхозинститут. В семьдесят здоровье стало
особенно сильно о себе напоминать, он попросился на пенсию, и через год его
с почетом проводили. Как ни странно - ему дали персональную (причем на
вечере особо был оговорен его вклад в селекционное дело в тридцатые годы, -
видно все знали, что знаменитый сорт вывел Монахов, а автором значится
Иванов. - Вот вам и сложности жизни). Льготами Иван Федорович почти не
пользовался - если не считать платы за квартиру. Путевки, например, которые
выделяют ежегодно - не брал, к врачам в правительственную поликлинику не
ходил. Вот только через пять лет решил съездить в санаторий, да и то
настояла жена и дети, особенно дочь, жившая с родителями после развода с
мужем. У нее был взрослый сын, их внук, симпатичный парень, окончивший
политехникум и отслуживший в армии. Работал на базе. Дома часто бывало много
молодежи. Иван Федорович знал, что Наде не будет скучно, а прокипяченные