"Виктор Лысенков. Тщеславие" - читать интересную книгу автора

на освободившемся месте поставить здание по другому "великому" проекту. Или
вот мост через реку. Краса и гордость. И цемент там был какой-то необычной
марки, и железнение перил провели по новейшей технологии. А вот пришлось
выравнить дорогу для полчищ автомобилей, подняли уровень дороги и старый
мост-ф-юсть! - под тридцатью метрами земли - вместе с особыми марками
бетона, из которых были сделаны опоры, с этими гладкими перилами для
прохожих. Новый мост - не для прохожих. И опоры другие. И перила - из
металла. В общем, новое дерзание и новые достижения. Хорошо, хоть, не дожил
тот гений мостостроения до своего последователя. А вот этих всех я знаю
хорошо. О ком я? - Да не торопитесь, скоро все узнаете. Отмечу вот только
одну странность: все мои знакомые ("мостостроители", "архитекторы", прочие
творцы) закончили все свои дела (или с ними закончили?) - одни - в самом
конце семидесятых, другие - в самом начале восьмидесятых. Невелик разброс по
времени. Мне то кажется, что все это произошло почти одновременно в силу
нашего возраста - родились тоже примерно одинаково - кто в год принятия
конституции, кто годом позже, а кто двумя-тремя годами раньше, скажем, году
в тридцать третьем или даже тридцать втором. Ну даже если и в двадцать
восьмом - какая разница? Это ведь не двадцать шестой и не двадцать пятый,
которые могли не дожить до нашего финиша - на войне убивало безотносительно
того, что о себе думал человек, и кем он собирался стать - рядовой щепкой
или корягой в погонах, или "творцом художественных ценностей", каким-нибудь
там знаменитым кинодраматургом или чем-то вроде этого.
Так вот я о тех, кто финишировал со мной вместе - один чуть раньше,
другие - чуть позже. Только не подумайте, ради бога, что все вдруг взяли - и
умерли в возрасте сорока пяти. Или чуть больше. Или чуть меньше. Совсем нет!
Просто я увидел их финиш и решил пристроиться к ним. Потом узнаете, почему.
Просто мы - одна команда, хотя многие и не знали друг друга, разве что
слыхали по фамилии. Вам это кажется странным? А мне - ничуть. По той простой
причине, что я знаю немного больше вас. Хотя, может, и не знаю больше, а,
как я вон там, чуть повыше, отметил, что не у всех хватает смелости (если ты
даже не щепка) пойти до конца в своих выводах. Вот в чем фокус.
...Белые облака с белого потолка. А-А-А! - Вот оно как бывает, вот как
туманом вдруг наплывает... Почти никогда не поверишь, пока сам не
проверишь... Ерунда все, ерунда! - Истина - всегда тупикова... Это - точно.
Порука - блеск жертвенного ножа. Куда это уплывают облака? И опять Земма?
Зачем мне она через двадцать пять лет? А-а-а! - Все болит шишка на носу? Ах,
ах! - сколько их! А-А-А! - Вот и другие носы! Тоже - с шишками! Эти уже я
наставил! - Бамс-бас! Обмен любезностями. Как мы любим друг друга! Если бы
тогда были калькуляторы и все засчитывать... Опять Земма! - Ну что
привязалась! Будто в ней все дело!
Опять падаю на ТУ-16. "Ау-ау-ау... "Так воет турбина. "Ау-Ау-ау...".
Как он падает? Вертикально или нет? Вот тебе и последний полет, господин
Антуан Сент-Экзюпери. Хоть и не ночной. Бах! Та-ра-рах! Мы на земле с
отломанным крылом. Как это командир догадался ткнутся в гору снега на краю
полосы? Крыла - не жалко. Отлетал свое этот ТУ...
Говорят, талантливых людей лучше всего чувствуют женщины... Значит,
только Земма была настоящей? А остальные - так...
Поплыли чистые и почти зеленые октябрьские аллеи азиатского города. Уже
четыре года, как он падал зимним днем под Ташкентом и должен был быть конец.
Командир был что надо - за снежную гору дали орден.