"Н.Ляшко. Стена десятых" - читать интересную книгу автора

почуял, должно быть, бессилие своих слов, выдернул из кармана часы на
цепочке, отчеканил:
- Даю пять минут на размышление! - и вновь заходил.
Тумана уже не было. Рабочие глядели между винтовок в сторону поселка.
Женщины тянулись через полотно железной дороги к заводу, казаки отгоняли
их, взмахивали нагайками, и воздух прокалывали вскрики. Солдаты казались
слепыми, глухими, неподвижными, и под блузами вскипала злоба: "Ух, чортовы
оловяшки!"
Капитан поймал болтающиеся часы и остановился:
- Ну-у?! Или прикажете просить вас?!
Молчание взъярило его еще больше, и он до визга вытянул голос:
- А-а-а, думаете, я пришел шутить с вами?! Вывести каждого десятого!
Эй, вы-ы, та-ам!
На концах шеренг выступили солдаты с нашивками, люди в плащах и пошли
по рядам:
- Раз, два, три, четыре... десять... вылетай!
Солдаты выталкивали десятых за шеренгу, там их подхватывали другие и
вели к верховым:
- Стань и замри!
Человек в плаще накололся на большие глаза Ильи, примерил взглядом, не
десятый ли он, и спросил:
- Господин капитан, разрешите перетасовать? Благодарю. Этого назад!
Солдат выдернул похолодевшего Илью из ряда и повел вперед.
- .. восемь, девять... марш!
За шеренгой Илья отстранился от провожатых, подошел к верховым и
примкнул к плечу певуна Васи Крамаренко. Он знал, за что его передвинули в
десятые, не спорил, но близость смерти наваливалась на плечи и сжимала
сердце. В спину фыркала лошадь. Илья перестал думать о себе, опережал
глазами счетчиков - "пять, шесть, семь, восемь, девять", - взглядом как бы
подхватывал десятого и, боясь, что тот закричит, бережно вел его к себе.
И каждый раз, когда десятый молча проходил пространство между шеренгой
и верховыми, облегченно шевелил губами:
"Так, вот так, так..."
За заводами грянули выстрелы. По рядам рабочих засновали огоньки
надежды, выпрямили спины и напружили мускулы: "Неужто наши вернулись?" Но
выстрелы поредели, оборвались, и глаза заволокла муть.
Илья бранил себя за то, что не ушел ночью о отрядом.
Сердце лучше Решетова знало, где его, Ильи, место, но он остался и
умрет глупо, с пустыми руками. Он передохнул и вкось начал оглядывать
десятых.
Иные из них виноваты были только в том, что кляли голод, борьбу, свою
долю и не понимали того, что творится в стране. Стоящий рядом
многосемейный Самойленко виноват был в том, что выпячивал свою преданность
богу, издевался над всем новым и угрожал молодежи не умирать еще лет
тридцать. Почему он стоит среди десятых и молчит?
Следующие, Хлудиков и Кузько, - они и здесь вместе, - виноваты были в
том, что притворялись старательными рабочими, а на деле изо дня в день
украдкой делали на заводе кастрюли, сковороды, ухваты и обменивали их на
вонючий самогон. Хлудиков, Кузько, Самойленко и забитый, глуповатый Хижняк
больше всех пугали Илью, и он был благодарен капитану за то, что тот сразу