"Н.Ляшко. Рассказ о кандалах" - читать интересную книгу автора

голову влезет, а распоряжаться чужим-плевое дело.
Молодые смутились и признали-прав Матвей: не чужие-свои кандалы, не
чужие-свои муки надо научиться превращать в "игрушки".
И остались кандалы на чердаке. Грянувшие война, мобилизации надолго
лишили их места. Из домика в домик, из угла в угол переходили они, пока на
заводе не объявился предатель-свой же, не раз сидевший в тюрьме,
строгальщик. Выдавал он осторожно, редко, а как перестали говорить с ними
здороваться, ощетинился. Все чаще уводили людей в неволю, чаще обыскивали
беспокойных; и у Матвея были, спрашивали о кандалах, грозили найти их и
вновь заковать сына.
"Врете, не будет этого!" - решил Матвей и сходил на слободку за
кандалами. Он положил их в кошелку, прикрыл и понес к крестному отцу
Алешки, маляру Панову:
- Схорони подарок крестника, а то сгинет. Ишь до чего дошло у нас:
своему брату верить страшно. Схоронишь?
Панов чинил ведро и ответил не сразу. Это кольнуло и смутило Матвея.
- Не бойся, - с досадой сказал он, - тебя обыскивать не придут. А ежели
придут, вали на меня: Аниканов, мол, на сохранение дал, а я, мол, ни при
чем, отказать не мог.
Я не отопрусь...
Панов отодвинул ведро и сердито оборвал Матвея:
-Ну, уж это ты оставь! Не от тебя б слышать. Хоть и родичи мы, а без
подлостей можно бы... Не боюсь я, хоть и думаешь ты, что боюсь. А что
молчу, так за это обижать меня не гоже. Да, да, не гоже... Не первый день
знаешь меня. И мне Алешка не чужой, и мне он сын...
Матвей растерялся и по-стариковски попросил прощения. За столом они
сидели долго, говорили душевно, и Матвей вышел на улицу свежим, легким.


XI


У Панова кандалы лежали до революции. Вести о свободе у Аникановых были
встречены радостными слезами матери:
- Неужто мучениям моим конец? А я уж думала, не дождусь, не увижу...
Матвей с работы в толпе пошел в город. Над ним маком горело одно из
наспех сшитых знамен-новое, огромное, яркое. Рядом с ним маленьким
казалось старое, лежавшее в подполье знамя. Оно расправляло выдавленные
неволей рубцы. Весенний ветер полоскал его.
Матвей помогал разоружать полицию, был в сыскном, у тюрьмы, целовался с
освобожденными, ночью с неуклюжим бульдогом дежурил на перекрестке. Забыл,
что ему больше пятидесяти лет, суетился, но не верил, что свобода пришла,
боялся, что ее вновь расстреляют. Хмуро вглядывался в каждого солдата и
сжимал челюсти. Появление взводов и рот настороживало его.
Клятвы воинских частей на площади растопили в нем ледок. Он пошел к
Панову, поздравил его и взял кандалы.
Открыто нес их по улице и показывал прохожим. Дома повесил их под
портретом седого бородатого ученого, глянул на домашних и весело сказал:
- Кажется, бог даст и нашему теляти волка поймати.
С этого дня к Аниканову стали тянуться чужие. Взрослые заходили