"Аркадий Львов. Мой старший брат, которого не было (Сборник "Фантастика-65")" - читать интересную книгу автора

ответ - три. Я ничего не решал, я даже не думал и запоминал, сколько было
носков, я просто почувствовал это число - три.
- Три, - сказал я, и ребята захлопали, а Николай Иваныч закрыл глаза и
стал протирать веки.
Потом, когда ребята успокоились, он сказал мне:
- Подумай хорошенько и запиши на доске подробно решения, которые ты
проделал устно.
Я думал, думал, по ничего придумать не мог, потому что никакого хода
решения у меня не было, а просто сразу появлялся готовый ответ.
- Но ты же чувствовал что-нибудь при этом?
На этот вопрос я тоже ответить не мог, потому что ничего такого не
чувствовал. Наоборот, в это время я даже вообще не чувствовал и не думал -
все вроде останавливалось во мне, а ответы я просто вспоминал, как будто
все эти задачи уже слышал прежде.
Вечером мы с Бобкой опять стояли у ворот. Солнце спряталось на куполом
Успенского собора, и оно было такое огромное, что купол не мог закрыть
его. Потом я увидел солнце в Бобкиных зрачках: солнце было черное,
блестящее, а небо вокруг него голубое, почти настоящего голубого цвета. Я
поднял Бобку за передние лапы и стал глядеть ему в глаза, а он отводил
голову то влево, то вправо, чуть только мы встречались взглядами. Тогда я
присел и стиснул Бобкину голову руками. Теперь в его глазах можно было
рассмотреть все - и солнце, и купол, и деревья, и даже ветки деревьев. Но
смотреть на меня Бобка не хотел: глаза его были скошены в сторону, веки и
ноздри подрагивали, как будто его обкуривали папиросным дымом.
Сейчас прикажу ему: смотреть! В глаза смотреть! В глаза.
- Боб!
Я еще ничего не приказал, я только хотел поймать его взгляд, а он вдруг
стал скулить и рваться изо всех сил, так что повалил меня наземь, на
чугунную плиту с молнией.
Подымаясь, нет, даже еще раньше, лежа на этой чугунной плите с молнией,
я увидел его, нашего соседа, человека со странностями. Он ничего не сказал
про мою возню с Бобкой, он только смотрел на меня, точь-в-точь как вчера:
просто смотрел. А потом, когда я поднялся и стряхнул пыль, повторил
вчерашние слова:
- Заходит солнце.
- Заходит, - сказал я.
- Ты понял, почему утром и вечером солнце разное?
- Потому что дома в городе разные и тени в разные стороны падают: утром
сюда, а вечером гуда.
- Туда - это в сторону моря, на восток.
- А в море солнце утром и вечером одинаково? А в пустыне? В пустыне?
- В пустыне я не был. И в море, далеко от берега, тоже не был.
Он задумался. Он думал о чем-то своем, это я видел но его глазам: они
были далекие, как глаза льва, который всегда смотрит поверх людей. Я уже
раз двадцать ходил в зоопарк, и еще не было случая, чтобы лев смотрел в
глаза человеку: люди остаются где-то внизу.
- В пустыне, - это он не мне говорил, это он просто вслух рассуждал, -
бывают миражи. Грандиозные, феноменальные миражи. Миражи губят людей.
Природа забавляется, а люди гибнут.
Почему люди гибнут в пустынях, я знаю давно: в пустынях нет воды. Но