"Весела Люцканова. Клонинги" - читать интересную книгу автора

Как только я попал туда я понял, что Зибеля уже нет в
живых. Со стены на меня смотрели задумчивые глаза его жены,
смотрели прямо и улыбались. Зибель никогда бы не оставил ее
портрета. Я снял портрет со стены. У меня было мало
времени. Снаружи послышались чьи то медленные равномерные
угрожающие шаги. Я облокотился на стол - все выглядело так,
словно человек вышел на минуту, пепельница полна окурков,
рядом с микроскопом лежала раскрытая папка, ящик письменного
стола был слегка выдвинут и из него беспорядочно торчали
записи Зибеля. Написанные неразборчивым почерком, они
привлекли мое внимание знакомым словом "клонинги".
Предстояла новая встреча с доктором Зибелем. Даже после
его смерти.
Новый уже приступил к работе. Его звали Папанелли.
Какая-то скованность чувствовалась в его осанке как будто он
всю жизнь носил тесную одежду. Он был относительна молод,
лет тридцати пяти, был спокойным, непроницаемым, почти не
разговаривал. Кабинет доктора Зибеля стал его кабинетом.
Когда-то широко раскрытые двери теперь плотно закрывались, и
из-под них пробивались полоска света и аромат сигары. После
краткой и вдохновенной речи о том, что от нас многого ждут в
будущем, он увеличил часы работы в лаборатории, отменив
временно лекции, поскольку считалось, что мы и так имеем
превосходную подготовку. Стоило нам на минуту покинуть
рабочее место, как тут же раздавался сигнал, и перекрывались
выходы на верхние этажи. Стоило нам пройти по коридору, как
тут же зажигались контрольные лампочки. Лампочки вспыхивали
и над дверями наших комнат, как только мы туда входили.
Каждый из нас должен был носить свой номер на груди с левой
стороны, на месте, точно определенном доктором Андришем, и
номер пульсировал. Это вызывало чувство страшной
уязвимости. Никто не имел права садиться на чужое место.
Никто не имел права ночью покидать свою комнату. Нельзя
было запирать ее на ключ. Мы спали теперь при сильном
освещении. А если утром мы собирались группой больше троих,
об этом тотчас сигнализировали невидимые сирены, и к нам
бросался доктор Андриш, а следом Хензег. Изоляция,
изоляция...
Когда Папанелли произносил слово "дисциплина", его голос
менялся, превращаясь во что-то твердое. Стоило ему
спуститься за нами в лабораторию, как он начинал метаться от
одного к другому; приказывая поторопиться. Спешка могла
привести к катастрофе, как в секторе А. Один из наших
попытался было объяснить ему, что наша работа требует
последовательности, что она - новая и неизвестная, и через
минуту его уже вели к центральному лифту. А оттуда...
Кто-то из клонингов спросил, куда повели его коллегу, и в
следующий миг повели и его самого. Больше никто ни о чем не
спросил. Мы боялись не только Папанелли, мы боялись друг
друга, Хензега и всех остальных. Страх стал нашим