"Вера Лукницкая. Пусть будет земля (Повесть о путешественнике) " - читать интересную книгу автора

Иван Федорович. - Вы не прочитаете нам его, Александр Васильевич?
- Мне бы... не очень хотелось.
- А может быть, самая заинтересованная читательница и прочтет? -
обратился Иван Федорович к входящей с книгой Наташе. - Вы не возражаете?
Девочка положила книгу на стол и, почти не глядя в нее, прочла, словно
строки любимых стихов:
"Даже неопытным глазом видна разница между карелами Ладоги и тавастами
Саволакса, хотя и те и другие представляют настоящих финнов.
Едва перешли мы в область, населенную тавастами, как многочисленные
предания, которые мы слышали в деревнях у карелов, стали пропадать: угрюмый
и малоподвижный таваст не любит поэтического вымысла, он не умеет сложить
даже той глубокой, прочувствованной песни, которую так часто поет под звуки
своей лиры - кантеле подвижный и жизнерадостный карел. С изменением
характера и самого внешнего вида населения изменяется и одежда, и быт
туземца; таваст еще сохраняет свой живописный древний наряд, который стал
пропадать у карела, он умеет хранить старые серебряные украшения, которыми
так гордятся женщины Саволакса и которые давно уже успел спустить карел".
- Боже мой, доченька, да ты наизусть помнишь!
- Там еще сказано, что тавасты словно сделаны из камней и скал
Финляндии, а карелы подобны ее сияющим водам, - продолжала Наташа.
- Вы, Александр Васильевич, рассуждаете как настоящий поэт. Меня всегда
поражают ваши такие красочные описания восходов, закатов, соловьиных ночей,
звезд и вообще природы... Немудрено, что Наташенька влюблена в них.
- Смиренно принимая ваши комплименты, я скажу лишь, что мне всегда был
чужд тот тип ученого, которого Гете называет "презренный червь сухой науки".
"Минуточку, - перебила Наташа, - в книге Александра Васильевича есть
еще гораздо подробней о карелах и тавастах. Можно я прочту два отрывочка? -
И, не дожидаясь ответа, она перевернула страницу:
"Симпатичная, добродушная, со светлыми добрыми глазами, фигура карела
дышит жизнью... он весел, болтлив, любит хорошо провести время, поплясать и
попеть; в нем нет особенной финской осмотрительности и самоуглубления;
напротив того, он весь нараспашку, как русский мужик. Он легко сходится,
приятен в дружбе, не зол и не верует в роковой фатум, как его сосед-таваст.
При живости характера карел сообразителен, быстро принимается за всякое
дело, но зато скоро теряет и терпение. В отношении к другим он чрезвычайно
мягок, любезен и обходителен. Между карелами встречаются чрезвычайно
приятные и даже, можно сказать, красивые физиономии, особенно между
женщинами, так что их можно назвать красавицами..."
А вот отрывок о тавастах.
"Таваст угрюм, серьезен и молчалив, он редко поет... Таваст любит
молчать, забившись в свою скорлупу. Вся его фигура, неладно скроенная, да
плотно сшитая, несколько грузная и аляповатая, гармонирует с его психическим
настроением. Глаза его, иногда прекрасные, смотрят как-то в глубь себя; мира
слов нет для таваста, превратности судьбы не волнуют его, потому что он, как
истинный фанатик, убежден, что, чему быть, того не миновать..." Еще сказано,
что он не боится труда, что он силен, что он верный и бесстрашный воин, и
еще много чего...
Наташа говорила без остановки, и было видно - могла сказать еще многое.
- А еще там сказано, что "Калевала" для финна то же самое, что "Илиада"
для грека. И еще о культе музыки, о том, как чарует вдали от цивилизации