"Сергей Лукницкий. Отель "Империал" : выход из WINDOWS [B]" - читать интересную книгу автора

- Она явно случайно подвернулась. Похоже, преступник, раскроив череп
Финка, пошел к сейфу, ну, к ящику этому (она записала в памяти: спросить
фронтовичку, не рассказывала ли она кому-нибудь, где хранятся деньги),
увидел дам-ские принадлежности и нашел девицу, из-за шума воды в биде не
слышавшую ничегошеньки, в ванной. Задушил девицу и переждал приход-уход
бабуси, потом забрал деньги, проследив за действиями соседки. Она же сама
ему и показала, где хранятся деньги. Нужно учесть первый сигнал. Когда все
это происходило, видимо, кто-то что-то видел или слышал и позвонил в
милицию. Спрятавшийся убийца и не подозревал, что милиция уже едет. Правда,
Авокадов очень медленно катился. Но, может быть, все было наоборот, убийца
от Финка пошел сперва в ванную - смыть кровь, убил ненужного свидетеля, в
это время пришла соседка, он переждал, и дальше все так же - забрал деньги,
топорик и вещи.
Она подумала, что соседка наверняка смогла бы описать орудие.
- Выходит, свидетельница в рубашке родилась, - поразился Княжицкий.
- Она и сейчас в рубашке, - добавил Братченко, - и в халате.
- Коленька, - обратилась Серафимова к Княжицкому, - проверьте, нет
ли на раковине капель крови пострадавшего? Отпечатки пальцев посторонние,
должны же быть какие-нибудь следы. И займитесь же кто-нибудь этой
несчастной!
Братченко ревниво покосился на Княжицкого и пошел выполнять указание
Серафимовой: звонить мужу Похваловой и опрашивать соседей в надежде на то,
что, может быть, для кого-то "наблюдение в глазок" представляет боvльшую
художественную ценность, чем мексиканские сериалы. Вернувшись через полчаса,
он разочарованно сообщил, что бабульки в этом государстве окончательно
переродились, мутировали, так сказать, в телевизионных монстров и маньяков,
а одна с первого этажа и вовсе приняла его, Братченко, за
материализовавшегося Мейсона Кепвела. Спасибо, что не за Дон Гуана.
Это не потрясло расслаблявшуюся на сериалах Серафиму - именно так за
глаза называли ее все, кому приходилось затрагивать в разговоре что-либо,
касающееся старшего следователя прокуратуры, полковника юстиции Нонны
Богдановны Серафимовой.
Вся ее дальняя родня, переехавшая в Москву из Карабахской автономной
области (гораздо позже, чем она, получившая должность уже на втором курсе
Московского юридического института еще в начале семидесятых),
специализировалась на хирургии. Ее троюродный брат Вазген достиг наивысшего
признания и был гением кардиологии, его жена была врачом-терапевтом в
"кремлевке", и даже племянница училась в медицин-ском. Про Серафиму же
коллеги говорили, что для нее очередное расследование - как хирургическая
операция, без права на ошибку. Ошибки, конечно, случались. Но, к
удовлетворению Серафимовой, последствия этих двух-трех промахов отразились
только на ней. Два ранения и осколочный порез на левой руке, повыше локтя.
Коля Княжицкий был франт. Они часто, если не всегда, сталкивались с
Серафимовой на месте преступления. И, хотя "обстановочка" была сама по себе
"волнительная", Княжицкий начинал вибрировать еще и от присутствия этой
невероятной дамы. Когда он видел ее в толпе оперативников, криминалистов -
вот как сегодня, в дальнем углу квартиры или на лоне природы, где обнаружен
труп, - то весь преображался и ощущал, словно за его спиной вырастали
крылья.
Ее взгляд, какой-то особенный, лишь ему одному предназначенный,