"Павел Лукницкий. Ленинград действует (Том 1) " - читать интересную книгу автора

дыша прохладным, прозрачным воздухом белой ночи. Ее думы, наверное, были
точь-в-точь те же, что и мои.
В строгой, через силу спокойной тишине слух старался уловить только
легкое комариное звучание - где-то безмерно далеко. И воображение переносило
меня от разрушенной Герники к изуродованным кварталам Ковентри и к тому, что
случилось меньше суток назад в Минске, в Одессе, в Киеве... Я пытался
представить себе: как э т о бывает? вот так: сначала легкое комариное
жужжание в тихом, спокойном воздухе, потом звук нарастает, близится, потом
одуряющий гул - и сразу свист, грохот, дым, пламя, и для многих это -
последнее, оборванное болью и тьмой впечатление.
Сейчас в небесах - утренняя заря. Попробую точно записать впечатления
этой ночи. Я облокотился на подоконник и думал: где сию минуту находятся,
черные в белой ночи, немецкие бомбардировщики? Над вековечными, дремлющими в
ночных испарениях лесами? Над полями, пахнущими свежим сеном, полынью,
мятой? Над тихими, белесыми, отражающими светлые небеса водами Балтики?
Сколько их, этих немецких бомбардировщиков? Тысяча или один? Где наши
самолеты? Летят по прямой к ним навстречу или уже пересекли им путь и уже
кружат и бьются? И сколько наших на каждый вражеский?
И пока там, в воздухе, происходит бой, все будет длиться здесь, в
Ленинграде, эта ждущая тишина, все будет напряженным биение миллионов
сердец. Наверное, не я один, наверное, тысячи ленинградцев в эти тревожные
минуты думают о Кремле. Там, в Кремле, уже, конечно, в с е з н а ю т, по
слову оттуда с аэродромов поднимаются в воздух все новые и новые самолеты...
Тишина... Прекрасная белая ночь под глубокими, светлыми небесами.
Каждый предмет на знакомом дворе словно омыт этой чистейшей ночью. Внизу -
грузовик, оставленный на ночь живущим напротив шофером, поленницы дров,
булыжник, вчера поутру подметенный дворниками... Гула неприятельских
самолетов все нет...
О себе ли я думаю? Меньше всего о себе, о законченном мною романе (он,
конечно, уже не будет печататься в журнале с июльского номера). Я думаю о
заводах, которые остановятся, чтобы потом повернуть свои станки на войну; о
полях, на которых не будут сжаты рожь и пшеница; о гигантских стройках - они
замрут на том кирпиче, что был положен вчера; о мирном, творческом труде
миллионов людей - он сегодня оборван; о горе, которое сожмет миллионы
сердец, но будет преодолено нашим мужественным народом...
Значит, правильны были стихи, написанные мною в начале 1938 года:

Нет, не в столетьях этому черед.
Всего лишь - в г дах! И душа томится,
Я слышу гром: сминая гр зы лета,
То мчатся дикарей мотоциклеты,
Я чую запах: то горит пшеница.
Я вижу женщины окровавл нный рот
И зверя в каске, что над ней глумится!..

О чем только не передумаешь, чего не вспомнишь в такую ночь!
Пока есть время думать. Может быть, через пять минут я уже буду бегать
по этому двору, тушить огромный пожар, вытаскивать раненых из-под обломков?
А ведь многие уже кончили сегодня войну! Уже мертвы, уже совершили свой
подвиг!..