Глава 4

Снилось что-то мерзкое – то ли родители, то ли школа. Что-то мерзкое и липкое, что прилепляется и висит клеймом, которое не стряхнуть и не стереть. В какой-то момент Андрей отдал себе отчет в том, что это сон, но не хватило усилия для того, чтобы проснуться и стряхнуть наваждение, и он провалился снова в это болото. Снился вариант истории, которая случилась с ним несколько месяцев назад, когда мать позвонила и назойливо-агрессивно стала настаивать на своем приезде – «навестить» сыночка. Андрей представил себе, как эта стерва войдет к нему в комнату, как начнет «наводить тут порядок»… идиотские вопросы – покушал ли он и что именно он покушал… делает его посмешищем для парней… Раньше он даже в мыслях не мог себе позволить назвать ее «стервой», но хватило одного месяца проживания в общежитии, чтобы начать называть вещи своими именами. Многое изменилось за год. Теперь он смотрел свысока на тех, кто приходил на занятия из дома – как оказалось, поистине огромная пропасть разделяет тех, кто живет с родителями и тех, кто начал самостоятельную жизнь, особенно в общежитии – в этом конгломерате самых разных нравов и привычек.

Он, конечно, волновался, переезжая в общагу, поскольку менялось всё, вообще всё, и хотя эти перемены были желанны и даже очень желанны, так как потребность вырваться из-под родительской опеки приобрела в последние годы силу идеи-фикс, тем не менее страшно было все равно. Он предчувствовал, и желая этого и боясь, что вся его жизнь перевернется кардинально, без возможности вернуться назад. Так и случилось. Ему повезло, что его поселили к двум пятикурсникам – людям, которые показались ему инопланетянами. У них были поразительно простые и циничные взгляды на мир, начиная от учебы и касаясь самых, казалось бы, неприкосновенных и интимных областей жизни, в том числе и отношение к родителям. Андрея буквально перекосило, когда он впервые стал свидетелем разговора между Максом и Ильей об их родителях. Слово «грубость» недостаточно грубо само по себе, чтобы отразить ту почти фанатичную неприязнь, да в общем неприкрытую ненависть, которую они при этом выражали. Это было тем более поразительно, что в маленьком городке, откуда Андрей приехал, среди пацанов, какими бы «отбившимися от рук» они ни слыли, ничего даже близкого он не слышал за все восемнадцать лет своей жизни. Закон о почтении к родителям соблюдался достаточно строго. И тут вдруг оказалось, что Андрей – страшный провинциал, который принимает установленные правила как нечто чуть ли не богом данное. Оказалось, что Андрей не только маменькин сынок, но еще и невежда. Со смехом Макс объяснил ему, что Закон о почтении к родителям существует всего лишь несколько десятков лет, да и сам «Кодекс» - сравнительно новомодное введение, которое, как и все другое, что порождено культурой, со временем придет к упадку или даже к ниспровержению.

Тогда Андрей стал со страхом пытаться в своем внутреннем диалоге применять к своим родителям те эпитеты, если их можно так назвать, которые доносились дол его ушей из речи старшекурсников. Впервые он шепотом осмелился произнести «моя мать – стерва» лишь в туалете, удостоверившись, что он один и прикрыв губы рукой. Даже дрочил он в туалете с меньшими предосторожностями. То, что он при этом испытал, ему понравилось, и он стал расширять свой опыт в этой новой области. «Моя мать – сука», «моя мать – гнилая сволочь», «моя мать – тварь поганая»… он выискивал все новые и новые, самые гнусные оскорбления и ругательства, и получал от этого огромное наслаждение. Возможно, на этой почве он мог бы схватить какой-нибудь комплекс вины, так как постоянно возникали спазмы совести. Именно тогда он понял, что «совесть» обозначает не что-то таинственное, живущее в некой выдуманной глубине человеческой психики, почти что персонифицированное и обладающее самостоятельными мотивациями и действиями, а это попросту то же самое, что и чувство вины. Совесть и чувство вины – одно и то же. Почему это эта простая ясность оказала на него поразительно большое влияние – все равно, как если жить под надзором потенциально могущественного, безжалостного и агрессивного тюремщика, и вдруг обнаружить, что это всего лишь куст сирени, так причудливо разросшийся, что в темноте его легко принять за грозную фигуру. Чувство вины – всего лишь эмоция, и ему было ясно, что эмоция это совершенно произвольная, не несущая в себе никаких подспудно-моральных нагрузок. Просто эмоция, как раздражение или как страх. У него было множество примеров того, как люди испытывали чувство вины по совершенно пустяковым, глупейшим поводам, и теперь, когда ему стало ясно, что именно вот эта хрень и называется словом «совесть», стало легко и свободно. Всплывшие из далекого детства крики бабушек и соседок «бессовестный» перестали казаться ему приговором, проистекавшим из некой таинственной способности взрослых видеть и понимать вещи, которые ему непонятны или даже недоступны. Эти крики стали теперь означать лишь то, что все эти мерзкие, сволочные, паскудные бабки хотели, чтобы он был послушным и управляемым идиотом, чтобы он испытывал чувство вины от того, что он не хочет делать так, как они считают нужным.

Андрей стал прыгать по комнате как молодой козел, когда такая простая вещь стала ему понятной. С души натурально свалился огромный камень – камень впрессованного чувства вины, который каждый взрослый старается вложить в каждого ребенка, сознательно или нет, но преследуя цель сделать этого ребенка своим рабом. Идея бога, взирающего с небес и карающего за грехи, никогда не казалась Андрею хоть сколько-нибудь значимой, и читая книги, описывающие жизнь религиозного общества, он не мог не испытывать недоумения, даже изумления от того, что взрослые, нормальные в остальном люди всю жизнь – с раннего детства до глубокой старости, проводили в этом дурмане глупого наваждения. И вот теперь оказалось, что сам он находился все это время в совершенно том же положении – полного идиота, который живет в страхе перед некоей таинственной сущностью, называемой «совесть»! Все говорят «совесть есть» или «совести нет», это вошло в язык, это стало само собой разумеющимся оборотом речи, над этим не задумываешься, над этим даже мысли не возникает задуматься, как не задумываешься о том, существует ли небо или трава. И если бы не схожие восприятия, возникшие при испытывании чувства вины и «мучающей совести», он и сам бы ни в жизни не догадался взглянуть на этот вопрос критически, не увидел бы совершенное тождество этих понятий.

Раньше Андрей относился с высокомерным скептицизмом к разного рода философствованиям насчет того, что есть «я», и в самом ли деле есть ощущения, и всякие «вещи в себе» Канта и рассуждения Кондильяка о восприятиях и размышления Фрэнсиса Бэкона о зрении и слепоте – все это отметалось им заведомо как бесплодный пиздеж ни о чем, но сейчас он вдруг почувствовал даже благодарность к этим людям и пожалел, что выкинул их на помойку. Пусть все это натуральная собачья чушь, пусть это треп ни о чем, но если ты способен задуматься над тем, существует ли то, что существует, или существует ли я, и что такое внимание и что означает, что внимание куда-то направлено, то рано или поздно задумаешься и над более очевидными вещами, такими как существует ли совесть.

Эта судьба – быть выброшенными на помойку - постигла почти все книги, которые он привез к себе в общагу из дома. Он взял их отчасти для того, чтобы почитать и стать поумнее, отчасти для того, чтобы произвести впечатления на тех, с кем будет жить рядом. Обе цели оказались полностью несостоятельными. Умнее стать от чтения умозрительной философии оказалось невозможным, а производить впечатление на Макса и Илью, а уж тем более на ту их компанию, что сходилась иногда у них в комнате, чтобы отметить то или иное событие… Андрей рассмеялся, вспомнив свою первую и последнюю попытку такого рода, когда пять или шесть человек пятикурсников и аспирантов собрались у них в комнате. Андрей лежал на своей кровати и чувствовал себя очень неуютно – он жил тут всего лишь неделю, и был еще шокирован тем, что его личное пространство, составлявшее прежде целую квартиру или, как минимум, его комнату, вдруг сузилось до размеров кровати. И тут же оказалось, что и это – лишь иллюзия, что и его кровать совершенно не является, как ему это представлялось, его частным пространством, куда посторонние не смогли бы вторгнуться. Андрей сидел, подогнув ноги и прислонившись спиной к подушке, уныло таращась в талмуд типа Гегеля, что-то вроде «Философии права», умирая со скуки и не будучи способным понять почти ни единого абзаца, отчаянно надеясь, что рано или поздно кто-то спросит – что же он так увлеченно читает, и он небрежно покажет название книги и увидит проблеск уважительного отношения к себе. Между тем царивший вокруг него ураган бардака отнюдь не предполагал такого развития сюжета. Андрей чувствовал себя тем несчастным из «Вия», который вынужден отсидеть положенное время среди буйства темных сил, и кровать его олицетворяла магический круг, за который нечисть проникнуть не могла. Оказалось, очень даже могла, и когда в комнату вошла некая девушка, довольно таки уже растрепанная, один из гостей схватил ее, завалил к ужасу Андрея прямо на его кровать, так что ее голова оказалась прямо у него на ногах, и стал спазматично расстегивать ширинку на своих штанах и задирать ей юбку. В голове Андрея стали тесниться ужасные сомнения на тот счет – как именно ему следует себя вести в той ситуации, когда бедная девушка станет сопротивляться изнасилованию и призывать его на помощь, однако это оказалось напрасным – никто не сопротивлялся и на помощь не призывал. Девушка глупо хихикала и пыхтела, и когда парень, судя по всему, всунул в нее член, о чем свидетельствовал изменившийся характер его движений, она просто лежала и рассматривала стоящий между кроватями празднично накрытый стол. Но что особенно поразило Андрея, так это то, что, во-первых, парни при ней же вслух стали занимать очередь, а во-вторых то, что она во время всего этого спокойно переговаривалась с кем-то из них на какие-то обыденные темы. Раздвинутые обнаженные пухлые ляжки казались совершенно нереальными на его кровати. Впервые в жизни то, что он смотрел украдкой у друзей в отвратительном качестве на видео, происходило прямо буквально у него на глазах, и его член встал с такой отчаянностью, что он боялся даже пошевелиться, чтобы не кончить себе в штаны, и книга Гегеля, которой он старался прикрыть свою эрекцию, показалась ему чем-то бесконечно странным и неуместным, как и вся его предыдущая жизнь. С молчаливого согласия Андрея (а он не то что возразить, он и рта не смел открыть), все остальные по очереди отымели девушку, причем начиная с третьего они заранее спустили с себя штаны и прыгали вокруг, торопя и подначивая трахающихся. Андрей, который смел дрочить только в туалете, боясь издать лишний шорох, был совершенно шокирован этой поразительной сценой, когда несколько парней со стоячими и висящими членами прыгают друг вокруг друга, дрочат, трахают девушку.

Сразу после той истории Гегель отправился на помойку, так как было ясно, что шансов у него тут нет никаких. А Андрей стал смелее, и сидя в туалете уже не так параноидально опасался производить какие-то звуки. Спустя неделю после этой оргии, в которой он остался пугливым созерцателем, сидя в туалете он отчетливо услышал в соседней кабинке специфические шлепающие звуки, которые для любого нормального парня обладают вполне определенным значением. Сначала он затаился, а потом, поддавшись внезапному импульсу, сам стал дрочить столь же активно, что это должно было быть слышно и соседу. Это не осталось без внимания, и кроме шлепков из-за стенки послышались тихие постанывания. Стыд и возбуждение боролись в нем, когда он принимал решение – затаиться и выйти уже потом, или выйти одновременно с соседом, и тогда они будут знать друг о друге нечто очень интимное. Сама такая параллельная мастурбация казалась Андрею чуть ли не половым актом, и вызывала странные чувства, которые он никогда не испытывал к парням. Победило любопытство. Соседом оказался парень, которого он иногда встречал в коридоре и на кухне, кажется с третьего или четвертого курса. Рассмотрев очень пристально Андрея, он неожиданно отстранил его и прошел в его кабинку. Увидев, куда тот смотрит, Андрей испытал прилив жгучего стыда, ему хотелось провалиться на месте, но тот же стыд мешал ему сдвинуться с места, и он просто стоял и смотрел, как парень, присев на корточки, рассматривал стекающие медленно вниз по двери капли спермы Андрея. Такая бесцеремонность казалась не то, что немыслимой, а за пределами вообще всего, что можно себе представить. То, что произошло потом, даже вспоминалось плохо, настолько велик был его шок – парень достал свой член, обнажил головку и стер крупную каплю спермы с двери, так что теперь сперма Андрея была на его головке. Взяв Андрея за руку, он втащил его обратно в кабинку, посадил на унитаз, взял его одной рукой за голову, а другой придвинул член прямо к его губам. Как и от чего открылся рот Андрея, он не помнил, но последующие несколько минут запомнились хорошо. Ощущения упругой головки во рту оказались неожиданно приятными, и Андрей с закрытыми от стыда глазами сосал ее. Затем парень убрал руку с его головы, Андрей открыл глаза и увидел, что тот сложил руки на груди и, глядя куда-то вверх, продолжал двигать своей попой, так что член доставал до самого горла. Такая странная, отвлеченная поза, не вяжущаяся с представлениями Андрея о сексе, неожиданно возбудила его, и когда его рот стал наполняться теплой жидкостью, уже не было страха того, что это произойдет. Член стал быстро сокращаться в размерах, и еще до того, как он выскользнул изо рта, Андрей проглотил сперму. Вкус оказался более необычным, чем он мог себе представить – немного сладкий и терпкий.

- Сладкий первокурсничек, - пробормотал парень, убирая член в штаны, и Андрей подумал, что теперь, возможно, он будет подвергаться домогательствам с его стороны, но мысль эта не вызвала у него того ужаса, который он ожидал испытать. Раньше он видел несколько раз сцены в фильмах, из которых следовало, что всякий нормальный мальчик должен если уж и не покончить с собой в такой ситуации, то как минимум стать замкнутым психопатом с поврежденной психикой. То же следовало из нескольких сцен, описанных в книгах. Еще до поступления в институт Андрей прочел несколько книг по юриспруденции, в которых в частности рассматривались некоторые ситуации, связанные с изнасилованием мальчиков, и, изучая эти материалы, Андрей приходил, невольно для себя, к тому же убеждению, что последствия такого рода происшествий – просто катастрофические. Но ничего такого, к своему удивлению, Андрей не испытал, ну то есть вообще ничего. Было только любопытство, удовольствия от приятных ощущений члена и спермы во рту, и возбуждение.

Последующая неделя прошла в сомнениях, уж не гомосексуалист ли он?! Эти мысли пугали. Андрей вспоминал деталь за деталью его приключения в туалете, и чем больше он вспоминал, тем больше его все это возбуждало, и тем больше он становился напуганным призраком гомосексуализма. Это не осталось незамеченным его соседями по комнате, и они стали выведывать – чем же вызвана такое затяжное депрессивное состояние. Поскольку стыда в них было не больше, чем учтивости и деликатности, а у Андрея не хватало решимости твердо отшить их, они быстро раскусили с помощью наблюдений за лицом Андрея во время расспросов (простой аналог детектора лжи), что причина не в учебе, и не в том, что его кто-то терроризирует, и не в том, что он влюбился, и не в преследованиях со стороны родителей, но все же это что-то, что связано с сексом. Ну а раз это связано с сексом, и если это не влюбленность… неужели венерическое заболевание? Так это пустяки… но нет, не оно. Ну а что тогда остается… догадливо переглянувшись между собой, они чуть ли не хором выкрикнули – тебя трахнули в попу??

Дальше последовал серьезный разговор, как мужчины с мужчиной, из которого Андрей узнал, что призрак гомосексуализма ему не опасен. Также он почерпнул массу нового, что касается секса вообще и секса между парнями в частности. Это, правда, шло совершенно в разрез и с его моралью и с его представлениями, но он уже привык к тому, что подобные перевороты будут совершаться теперь нередко, поскольку из-под колпака лабораторной чистенькой псевдожизни он попал теперь в жизнь реальную. Оказалось, что секс между парнями в общежитии хоть и не является правилом, но и исключением его назвать тоже нельзя, и происходит это не из-за пресловутой студенческой распущенности, а просто потому, что такова природа человека. Человек, внушали ему парни, по своей природе скорее всего бисексуален, хотя бисексуальность эта, как и многое другое, имеет бесчисленное количество вариаций. Странно было бы ожидать, чтобы два разных человека, заказывая в ресторане любую еду, какую они смогут вообразить, оказались в итоге перед совершенно тождественными наборами блюд, и секс в этом плане ничем не отличается от всех других сторон жизни человека. Уточнив, что им был опробован только оральный секс в пассивной роли, они разъяснили, что существует еще огромное множество других вариаций секса с парнями, из которых лично Макс предпочитает то-то и то-то, а Илья – это вот и это. А что предпочтет Андрей, станет ясным тогда, когда он попробует то, что ему захочется попробовать, и никакая роль в сексе не является униженной или позорной. И если кому-то нравится трахаться с парнями, это совершенно ничего не значит в смысле гомосексуальности, так как секс с девушками от этого привлекательности не только не теряет, но даже приобретает.

Слушая эти увещевания, Андрей мало помалу оттаивал. Снова страхи рассеялись перед ним и снова он обнаружил, что жил среди призраков, порожденных извращенной моралью садистов-взрослых – в точности, как это произошло с совестью. Макс настаивал на том, что одного рассудочного понимания мало, и что полученную ясность необходимо закрепить с помощью конкретных действий, конкретного опыта, который показал бы, как это и произошло в туалете, что ощущение головки во рту очень даже приятно, и вкус спермы может быть возбуждающим. Это не означает, распинался Макс, что теперь Андрею непременно будет хотеться секса с каждым парнем. Отнюдь нет, так же как и не любая женщина возбудит парня, который уже реализовал первый сексуальный зуд, когда хочется всего, что движется. Просто надо смотреть на мир шире; просто надо смотреть на парней как на потенциальный сексуальный объект, и представлять себе – хочется чего-то с конкретным парнем или нет.

И когда спустя пару дней Андрей проснулся от того, что кто-то гладил его обнаженную попку, он, угадав по очертаниям фигуры Макса, не удивился тому, что происходит. Представив себе то, что его фантазия смогла представить, он решил не сопротивляться и посмотреть, что будет. Макс взял его нежно и не больно. Было очень необычно, когда горячая упругая головка прижалась к его дырочке в попе – возбудило то, что такой сильный и упругий член хочет его. Мягко, не торопясь, но настойчиво, головка раздвинула попку Андрея, и ему показалось, что член Макса, должно быть, будет потолще, чем у того парня. Но больно, вопреки страхам, не было вовсе, ну то есть совсем. Потом член стал заполнять попку Андрея, и это, казалось, длилось очень долго, и когда лобок Макса плотно прижался к его попе, Андрея понял, что теперь весь член, целиком, у него внутри. Ощущения заполненности попки горячим членом были поразительными – это было странным образом приятно, хотя и не вызывало чисто сексуальных ощущений. Возбуждал сам по себе факт, что сильный парень ебет его. А Макс, давая попке Андрея немного привыкнуть, пока что просто лежал на нем, лапал его попку, а затем просунул руку и взял в ладонь его мягкий член, и тогда Андрей почувствовал, что его взяли целиком, что он весь принадлежит этому сильному горячему телу, дрожащему от возбуждения. Тщательно смазав слюной свой член и дырочку Андрея, Макс стал активно трахать его, так что Андрей сначала испугался, но больно так и не стало, а потом попка и вовсе привыкла, а затем стало сильно возбуждать то, как Макс ебет его – с размаха, страстно, постанывая. Равномерный скрип кровати стал отчетливо громким, и Андрей понимал, что в соседней комнате за стенкой это отчетливо слышно в ночной тишине, и осознание того, что все соседи сейчас знают – кого тут ебут, неожиданно вместо стыда усилили возбуждение. Макс немного сдвинулся выше, и его член стал сильнее тереться о переднюю стенку попы, и вдруг сначала слабо, а затем с каждым движением сильнее и сильнее стало разгораться наслаждение, какого Андрей прежде не знал. Оно накатывало волнами, охватывая всю область таза, бедра, живот, и спустя лишь минуту стало невыносимым. В животе стали возникать сладкие спазмы, и словно молнии пробивали в руки и ноги – это казалось невозможным, но это было, и Андрей, преодолевая и тут возникший стыд, тихо прошептал, точнее простонал, борясь со сладострастными спазмами в животе, чтобы Макс не останавливался. Тот обхватил Андрея еще сильнее и стал всаживать член сильнее и чаще, и наслаждение стало таким, каким оно быть просто не могло. Член Андрея при этом оставался маленьким и мягким, он словно выпал из секса, и это было очень кстати, так как оргазм все никак не наступал, и даже казалось, что он и не может наступить, хотя наслаждение от траха было уже намного сильнее, чем это бывает при оргазме. И когда Макс, вжав голову Андрея в подушку, приказал ему орать и не стесняться, закрыв его голову еще и одеялом, Андрей так и сделал – он стал орать, и с каждым криком наслаждение усиливалось еще и еще, хотя давно уже было некуда усиливаться, а потом он все-таки кончил, хотя член так и оставался мягким. Сперма медленно вытекала из члена прямо на простыню, и наслаждение от оргазма, смешавшись с этим бескрайним и непрекращающимся оргазмом в животе, попе и ляжках, чуть не лишило его сознания. Он продолжал орать, затихая, у него текли слезы и он знал теперь, что он никакой не гомосексуалист, просто ебаться в попу – это очень и очень классно.

Хоть Макс и преследовал, отчасти, свои корыстные цели, разъясняя вопросы секса парня с парнем, но тем не менее против истины он не погрешил, и как ни приятны были те моменты, когда Андрей раз за разом переступал через привычный страх и застарелые комплексы, пользуясь тем, что не только он один испытывал влечение к новому сексуальному опыту, тем не менее это влечение проявлялось вспышками, время от времени, может быть два-три раза в неделю. К концу второго семестра у Андрея было уже около двух десятков знакомых парней, вместе с которыми он мог удовлетворять свои сексуальные желания – в основном среди старшекурсников, конечно, хотя одного парня из параллельной группы он успел совратить сам. Подставлять свою попку или трахать чью-то было одинаково возбуждающе, и выбор скорее зависел от сиюминутного влечения и от доступности того или иного приятеля. Один раз ему довелось поучаствовать в групповухе, но большого удовольствия он не получил, зато ему понравилось трахаться втроем, когда его член был в попке парня, в то время как третий парень трахал его самого. Пожалуй, главное, чего не хватало в групповом сексе и вообще в сексе между парнями, это нежности, которую ему хотелось испытывать не менее сильно, чем трахаться. Другие парни, насколько он видел, также этой нежности не испытывали, во всяком случае многие, но они, видимо, и не особенно в ней нуждались, а может быть они получали это в сексе с девушками, в то время как у Андрея в этом вопросе был тупик. Несмотря на уже достаточно большой сексуальный опыт с парнями, с девушками он по-прежнему оставался девственником. Не то, чтобы они ему «не давали». Наверное, приложив не слишком большие усилия он мог бы добиться секса, но именно секса-то ему, собственно, уже хватало, а вот секс с влюбленностью, нежностью, поцелуями – это он хотел получить только от Ленки, поскольку, как иногда он отчетливо понимал, влюбился в нее по уши с самого первого взгляда.

Ленка проявляла к нему странный интерес. С одной стороны, они нередко проводили вместе время, гуляли, встречались в дискуссионном клубе. Нередко она приходила к нему в комнату рано утром и, садясь на кровать, будила его со смехом. Когда он как-то, спросонья, откинул одеяло, чтобы встать, она увидела, что он спит без трусов, и что простыня его в потеках и пятнах свежей спермы. Увидев засохшую сперму также и на его лице, она не долго задумывалась о причинах этого, и когда Андрей с вызовом в голосе подтвердил, что нередко трахается и сосет как у своих соседей по комнате, так и с другими, она отреагировала на это совершенно спокойно. Тем не менее, несмотря на такой довольно интимный характер взаимоотношений и несмотря на несомненное для них обоих влечение Андрея к ней, их собственные сексуальные отношения не развивались совершенно, словно Ленка была совершенно холодна, между тем этого быть просто не могло. В другой ситуации Андрей рано или поздно плюнул бы на эту проблему и стал бы разрабатывать запасные варианты, благо их было немало, но ситуация не была другой, а была именно такой, какая она есть: Ленка привлекала его так, как никто другой.

В конце концов Андрей решил посоветоваться с Максом, поскольку тот уже научил его довольно многому, и кто знает, может быть научит чему-нибудь еще. Естественная мужская гордость, которая могла бы ему помешать задавать Максу такие вопросы, была словно смазана тем фактом, что Макс оставался его любовником, хоть и не частым. Тем не менее в таком вопросе Макс оказался бессилен, признавшись, что и сам мало что понимает в девушках, особенно таких сложных, как Ленка, и предпочитает в силу этого простые отношения, не обремененные излишним интеллектом или разными переживаниями влюбленности. Но не сумев дать толковый совет, Макс сумел направить его к тому, кто смог его дать – известному бывшему сердцееду, который в данное время был аспирантом, женился и завел детей, но поддерживал тесные отношения со старшекурсниками, завсегдатаями Клуба. Недолго думая, бывший сердцеед поставил диагноз, поскольку легко смог припомнить Ленку, часто посещающую Клуб. В какой-то момент Андрею показалось, что хитрый прищур его глаз означает нечто большее, чем просто общее понимание природы человеческих взаимоотношений, но заподозрить Ленку в чем-то эдаком, да еще с таким взрослым, да еще женатым… Нет, Андрей отмел подозрения и вслушался в суть того, что излагал ему душевед. А суть была такова, что Ленка – не просто девочка-сикушка, а человек с личностью, интересный человек, интересующийся и развивающийся. Из этого приятного для Андрея факта следовал другой, менее приятный и даже тревожный: одной личности нужна другая личность, а представляет ли Андрей собою ту самую личность, в общении с которой Ленка чувствовала бы себя живущей насыщенно и интересно – это, мягко сказать, большой вопрос. При этой фразе он критически посмотрел на Андрея, и стало понятно, что вопрос этот даже не вопрос, а скорее уже готовый ответ – нет, не является Андрей этой самой личностью. Но, успокоил его знаток человеческих душ, проблемы в этом, как ни странно, нет. Было бы глупо ожидать от восемнадцатилетнего паренька сложившейся личности, да и если бы Ленке на самом деле это было бы надо, она давно бы уже выбрала себе кого-нибудь в любовники из старшекурсников или даже преподавателей, ну вот его самого, например. Но ей надо другого – ей нужен тот, кто сейчас, будучи сравнительно недоразвитым и желторотым, в будущем будет активно развиваться, расти во всех отношениях, вместе с ней, помогая друг другу взрослеть, понимать себя и окружающий мир.

За чаем, который они распивали на кухне, перед Андреем была поставлена следующая дилемма: либо сразу понять, что это не для него, либо начать бороться. Отказ от борьбы не является проявлением малодушия, не надо иметь на этот счет идиотских иллюзий. Было бы глупостью, даже кретинизмом, начать погоню за женщиной, которую ты впоследствии потеряешь сразу же, как только завоюешь, когда выяснится, что ты все-таки совершенно не тот человек, которого она в тебе разглядела, или, скажем так, образ которого тебе удастся у нее создать. В этом нет ничего, кроме примитивного желания самоутвердиться любой ценой, а цена-то велика – не только ее упущенное время, но и твое собственное. Человек счастлив не тогда, когда имеет то, что хотят другие, а когда он имеет то, чего хочет сам.

В этот момент на кухню зашла жена, и Андрей поразился – как кстати это случилось, продемонстрировав то, что сам автор этой премудрости не двуличен и следует той мудрости, которой учит. Жена его была на удивление невзрачна, и даже некрасива. Откровенно толстая, в очках, за которыми таращились увеличенные диоптриями глаза с неопределенным выражением. Такая вряд ли будет кем-то кроме домохозяйки и матери-клуши. Проследив за взглядом Андрея и за выражением его лица, отец семейства, дождавшись, когда супруга покинет кухню вместе с прицепившимся к ее юбке отпрыском, глубокомысленно заметил: найти себе подружку, которая удовлетворит мои самые разнообразные прихоти, для меня не проблема. Малолеток, которые бросаются в постель к опытным мужчинам, как и зрелых женщин, наверстывающих упущенное, более чем достаточно. Но что я буду делать, когда такая женщина удовлетворит ту или иную мою причуду? Причуды меняются, а женщина остается. Поэтому я выбрал себе женщину, которая вообще никакие мои причуды не удовлетворяет – для этого есть другие. Зато она делает то, что я хочу, чтобы она делала и сейчас и через двадцать и через сорок лет – была бы хозяйкой в моем доме, рожала бы мне детей.

- И воспитывала бы их, - поддакнув сказал Андрей, но неожиданно встретил резкое несогласие.

- Ну нет! Воспитывать – ни за что. Мои представления, наверное, старомодны, но воспитывать детей я буду сам и только сам, и ничто в моем доме не пойдет против моего желания. Женщина, воспитывающая ребенка…, - в этот момент его жена снова зашла в кухню, хлопоча над очередным пирогом, который готовился в духовке, но это не смутило его, и он начал фразу с начала: - Женщина, воспитывающая ребенка, это нонсенс, пережиток тех темных лет, когда считалось, что дети нуждаются в ласке, заботе, опеке. Между тем дети ни в чем таком не нуждаются, им надо другое – им надо, чтобы их оставили в покое. Конечно, когда отец приходит с работы пьяным, когда он тупой и агрессивный мудак, тогда дети, разумеется, нуждаются в ласке и заботе, но в нормальной современной семье дети нуждаются прежде всего в покое. Дай им то, что они просят, и оставь их в покое. Научи ребенка читать, когда он этого просит, но не ранее того. Покажи ему, как ходят шахматные фигуры, когда он сам заинтересуется, глядя, как ты играешь с другом, но не ранее того. Погладь его по голове и отправь играть со сверстниками, и он будет считать тебя самым лучшим папой на свете. А что сделает мать?

При этих словах он нарочито обратился в сторону жены, и та ответила ему таким же бессмысленным выражением лица, как и до этого.

- Она затрахает своего сыночка, она сделает его импотентом во всех смыслах слова, и я этого в своей семье не допущу. Так что…, - он махнул рукой и вернулся к теме, с которой они начали.

- Личность! – Подняв вверх указательный палец, продолжал распинаться он. – Если уж ты решил, что твоей женщиной должна быть такая девушка, как Лена, тебе предстоит, во-первых, немного ее обмануть, а во-вторых, изо всех сил стремиться к тому, чтобы дорасти до своего обмана.

Видя, что Андрей не понимает сказанного, он покровительственно улыбнулся.

- Конечно, слово «обмануть» вызывает у вас, молодой человек, некоторое напряжение, - продолжил он, переходя на великосветский диалект. – Обмануть любимую – что может быть ужаснее, правда? Вы начитались разного мусора типа Эмара и Чингачгуков разных – это хорошо, да, это неплохо – томагавки, романтические признания в любви на природе и прочее. Но отделяйте мух от котлет, дорогой. Нельзя учиться жизни на литературе про томагавки и прочие диккенсы-фолкнеры. А жизнь нам диктует простую доктрину: хочешь быть успешным – обмани. Нет-нет, позвольте, я доскажу, - остановил он Андрея, открывшего было рот, чтобы выразить свое недоумение.

- Обмани! Именно так, повторяю я. Обман сам по себе не есть что-то заведомо неприемлемое и аморальное. Вы наверняка слышали про «обман во спасение» и прочее, и я как раз поклонник этого утилитарного подхода, ведь в конечном счете чего мы все хотим? Ну не все, конечно, а вот мы с тобой чего хотим?

Андрей не стал прерывать драматическую паузу, явно предназначенную быть риторической.

- Мы с тобой хотим счаа-а-стья! Счастья. Себе, своей девушке, своим друзьям, да и вообще говоря всем остальным тоже, если они сами сумеют себе это устроить и не будут нам мешать. Или ты предпочтешь счастью некий абстрактный принцип типа «не обмани!». Если ты такой, то я тебе не советчик, а если ты счастья хочешь, то перестань быть бабой, скулящей благоглупости типа «он меня обманул, он для меня не существует». А вот еще слышал такое: «кто обманул раз, тот обманет снова». Как тебе этот бред? Это бред уже потому, - продолжил он, даже не давая Андрею шансов ответить, - что нет такого человека, который не врет по двадцать раз на дню, и надо стать отупевшим на всю голову, чтобы не согласиться с тем, что КАЖДЫЙ человек врет по двадцать раз на дню. Так вот послушай что я тебе скажу…, - он встал, выплеснул в раковину остывший чай из чашки и включил чайник. – Врать необходимо и обязательно, если ты хочешь добиться своей цели – стать счастливым. Это не означает, что вранье необходимо сделать главным принципом своей жизни – люди этого не любят, да это на самом деле и не нужно, это обременяет и лишает покоя. По-крупному ври нечасто, но ставь перед собой при этом благородные цели и стремись вранье превратить в правду!

- Но какое отношение это имеет ко мне? – Беспомощно пробормотал Андрей. – Я не понимаю, в чем и зачем я должен обмануть Ленку.

- Я же сказал, - печатая слова продолжил тот, - Лене твоей нужна личность. Человек, который будет в чем-то такой же как она, в чем-то лучше ее, в чем-то слабее ее. Сейчас ты из себя личности никакой не представляешь, и это естественно, по-другому быть не может. Другая, может быть, смирилась с этим и стала бы твоей, надеясь на то, что ты вырастешь и станешь умнее и сильнее. Но Лена ждать не будет просто так, ей нужно на что-то опереться уже сейчас. Я тебе одну вещь скажу, только ты не обижайся… Лене на самом деле нужен такой, как я – старше ее на много лет, опытнее в двадцать раз.

Андрей прикусил губу и стал смотреть на него исподлобья.

- Ну ты не крысься, я же тебе как мужик мужику говорю, это факт – она из тех, кого привлекают мужчины намного старше и опытнее ее. Если бы я захотел, через неделю она была бы уже моей, вот тут в моей постели она бы уже была бы послушной и делала все, что я захочу. Это не говорит о ней плохо, пойми ты, наоборот… Я ведь хочу тебе объяснить, чтобы ты понял, понимаешь? Не обмануть тебя глупой хуйней, а правду сказать, потому что сейчас и здесь тебе нужна именно правда. Так что ты должен ее обмануть. Ты должен преподнести ей себя как человека, у которого она многому может поучиться, многое может узнать, с которым ей просто будет интересно. Сначала обмани, вызови ее интерес к себе, а потом изо всех сил, упираясь всеми ногами и руками и главное головой, старайся дорасти до того человека, каким ты перед ней обманным образом покажешься. И чтобы не получилось, что ты всю жизнь пытаешься выжать из себя того, кем ты не являешься, ты должен сделать не очень легкую, но и не очень трудную вещь – попробуй представь себе, подумай – каким человеком ты бы хотел сам стать? Ты понял? Обычно как бывает? Парень сначала хочет стать кем-то, а уж потом приманить девушку. Это чушь собачья. Пока он таким станет, девушки давно уже не будет. И стимула нет. А вот если ты сначала ее обманул, приманил, то потом, боясь разоблачения, будешь как осел за морковкой бежать и стараться дорасти до своего образа, причем не до какого-то абстрактного, а до того, который и в самом деле для тебя привлекателен. И тогда вам обоим будет интересно жить. Вот кем ты хотел бы стать? Представь себе – вот ты через десять-двадцать лет, кто ты? Каким обладаешь навыками, чем интересуешься, как живешь?

Андрей задумался.

- Хотел бы быть физиком, ученым, чтобы была своя лаборатория…

- Нет, это не то. Профессия, работа, наука… это она и так о тебе знает, а вот чего она о тебе не знает? Представь себя в самых романтических фантазиях, ну? Тех, что даже никогда не сбудутся? Ну кем тебе хочется себя представлять?

- Хочу в горы ходить… альпинизм, наверное, а может и нет… наверное нет, но горы точно, а что именно в горах, не знаю.

- Альпинизм – это уже лучше. Горы, Гималаи, буддизмом увлекаешься?

- Ну так, в общем читал, интересно.

- Воспитание детей? Представь – ты, основатель новой школы в педагогике или психологии?

- А может сначала узнать, что она считает в парнях интересным?

- Это не так важно, это совершенно даже неважно. Наоборот, чем неожиданнее на фоне ее интересов будет твое увлечение, тем лучше. Ну может в батискафе погружаться или Бермудский треугольник исследовать?

Андрей безнадежно покачал головой.

- Не знаю. Похоже, что я и в самом деле никакая не личность и не знаю, стану ли ей.

- Подумай, может и само как-то всплывет, ты главное не бойся фантазировать, будь смелее, не будь ботаником-правдолюбом, ври смелее!