Глава 22

Минут пять она просто стояла перед дверью, пытаясь связать концы с концами и найти хоть какое-то понятное ей объяснение. Поломка детектора – почти невозможно, хотя… это легко проверить. Достав голофон, она набрала номер Эда. Вызов сбросился. Да, поломка тут не при чем. Может быть, что-то станет более понятным, если уточнить – в какой степени она отрезана от «мира». Вызвав голограмму банковской программы, она попробовала войти на счет фирмы, владеющей сетью зоопарков. Доступ есть. Послала запрос на небольшую сумму – отказ. Странно. Если бы у нее отсутствовал вообще доступ к бизнесу, к своему счету, то стало бы ясно, что это – некий экзамен на выживаемость, очередная задача на развитие самостоятельности, а так получается, что бизнес ей оставили, отрезав с ней всякие контакты. Так что сейчас она – миллионер, выброшенный на помойку. Странно. У этого должен быть какой-то смысл. Снова и снова перепроверяя саму себя, задавая себе вопрос – что она сейчас из себя представляет, она по-прежнему была уверена в том, что не превратилась в неприемлемого человека, значит в ее изоляции есть какой-то смысл. Интересно, если ей оставили бизнес, то оставили ли ей связь с Выдрой? Нажатие кнопки, и готов ответ – Выдры теперь тоже у нее нет.

Джейн села прямо в лужу – все равно она мокрая насквозь, вызвала такси и задумалась. Хотя, это не было именно думанием. Она просто сидела, смотрела куда-то вперед, в струи дождя, и переживания текли вместе с ними, переплетаясь, перепрыгивая друг через друга – спокойное, и в то же время активное состояние, когда ничего не делаешь, и все же интенсивно живешь. Спустя десять минут снова вернулись размышления. Она сразу отмела мысли о том, чтобы попытаться пробиться к мордам тем или иным способом. Какова бы ни была причина, по которой она отрезана от их мира, она не будет настырна – ее доверие и симпатия к ним не поколебалась ни на секунду. Связано ли это с каким-то экспериментом, которые они проводят над ней, или и в самом деле она стала неприемлемым человеком – это не меняет ничего в той преданности, которую она испытывает к ним.

- В аэропорт, - бросила она таксисту, бросившемуся к ней с возгласами удивления и беспокойства.

В аэропорту оказалось, что прямо сейчас можно улететь в Абу-Даби, ну а оттуда уже – куда угодно. Это ее устраивало, хотя это «куда угодно» было в высшей степени неопределенным.

До сих пор вся ее жизнь была так или иначе связана с мордами, с их культурой, с их образом жизни, с их поселениями, и даже когда она погрузилась в бизнес и кроме Выдры ни с кем из них не общалась, она постоянно чувствовала себя клеткой единого организма, и никогда не отделялась внутренне от них, поэтому сложившаяся ситуация была нова и неожиданна. Как рыбе, выброшенной на берег и обнаружившей, что вода ушла слишком далеко, ей теперь нужно было понять, почувствовать – как жить дальше.

Бизнес бросать не хочется. Есть желание не только поддерживать его, но и расширять. Кстати, все ли зарабатываемый ей деньги тратить на расширение? Сейчас ее Куала-Лумпурский зоопарк посещало примерно тысяча человек к день, из которых семьсот – сами малайцы, платившие по два доллара за вход, и человек триста – туристы, платившие по двадцать. Это будет приносить около семисот тысяч дохода в год, и тысяч двести будет уходить на поддержание его работы, и если учесть, что поток посетителей продолжает расти, можно в качестве нижней границы взять полмиллиона прибыли ежегодно. Второй зоопарк – в Сингапуре – только что запущен, но обещает быть существенно более прибыльным – во-первых, больше доступ к обеспеченным туристам, и само местное население способно платить намного больше, чем в Малайзии, во-вторых учтены многие недоработки и ошибки первого опыта – наверное миллиона два ежегодно он будет приносить. И уже куплена земля для третьего зоопарка – на Маврикии, так что нужно лишь около миллиона, чтобы довести его до стадии полной готовности, и этот миллион, кстати, на счету есть. Четвертый зоопарк существовал лишь в проекте, но также обещал быть высокоприбыльным. Земля под него была выделена, но еще не оплачена, и нужно прикинуть – получится ли выкупить ее, или придется взять кредит, и выгодно ли это будет, или проще обойтись без кредита, отложив покупку на год? Или получится договориться об отсрочке платежа?

Джейн углубилась в расчеты с тем, чтобы составить ясное представление о том – что у нее осталось на руках, и как распределить средства, чтобы продолжать развиваться.

Дублировать работу морд она не хотела – например, те же курсы для детей проводились ими широко и эффективно по налаженной технологии, и было бессмысленно пытаться что-то к этому прибавить. Просто работать ради работы было, конечно, бессмысленно в высшей степени. Зарабатывать, накапливая деньги или купленные территории, или расширяя бизнес, чтобы потом при удобном случае передать все это мордам, казалось приемлемым временным решением, и всё же для начала надо найти ответ на главный вопрос – что дальше?

И только когда она оказалась в транзитном зале аэропорта Абу-Даби, перед ней стали вырисовываться туманные перспективы ближайших шагов, смысла и предназначения которых она не могла отчетливо выразить, но поскольку ничего более определенного она не имела, а начавшие вырисовываться желания были хоть и смутны, но легко реализуемы и консервативны, она решила следовать пока им, поэтому уже на следующий день в Куала-Лумпурской штаб-квартире начался легкий переполох – Джейн собрала всех своих помощников и разъяснила план на ближайший год, еще раз уточнив обязанности каждого и посоветовав им пореже обращаться к ней за советами. Конечно, без ее прямого участия дела будут двигаться не так стремительно, как сейчас, но это было не так уж и важно – всё равно рано или поздно это пришлось бы сделать, делегировав свои функции помощникам, да и технологии были уже отработаны, и ни с чем принципиально новым ее команда столкнуться уже не могла.

Закончить с этим не удалось так быстро, как хотелось, и вместо одного дня она просидела в офисе почти неделю. Иногда, среди всех дел и обсуждений, ее мысли обращались к будущему - так мягко, словно хотели лишь заглянуть за занавес, не вспугнув того, что за ним может оказаться, но – безрезультатно. Будущее не представлялось ей никак.

Прошла неделя, но постоянно находилось то одно, то другое, что было еще не оговорено и не распределено, и стало ясно, что это не кончится никогда – дела всегда будут, поэтому, отпустив всех и еще раз перебрав ключевые вопросы, Джейн вышла из кабинета, бросив ключи секретарше, и покинула здание, чтобы не возвращаться в него уже никогда в качестве рабочей лошадки – теперь тут будут трудиться другие, а она сможет присматривать за всем хозяйством издалека.

Теперь впереди была полная, абсолютная неизвестность. Надежда на то, что хоть какие-то планы и идеи появятся, пока она разбирается с делами, не оправдалась, и она была так же дезориентирована, как в ту самую первую минуту, когда двери перед ней остались закрытыми.

Возникло спазматическое желание вызвать к себе побольше мальчиков и девочек-проституток, но… нет, забивать пустоту таким образом не хотелось – ясность в будущем от этого не возникнет, а вот серость – вполне. Трахаться хотелось, но не настолько сильно, чтобы реализовывать это желание. Джейн стала перебирать – с чем она осталась. Желания изучать генетику, физику – остались, вот они тут, прямо сейчас можно «притронуться» к ним. Желание самостоятельно исследовать созерцание разных морд Земли – тоже есть, и даже сильнее. Желание пробиваться к осознанным сновидениям – тоже есть, усиленные смутной надеждой, что таким образом она сможет толкнуться в еще одну «дверь», ведущую к мордам, и кто знает – может та дверь окажется перед ней открытой. Интерес к истории – остался, хотя конечно изучать историю привычным образом было не так интересно, как пользуясь методами «погружений». Развивать свое тело – тоже хотелось. Прямо сейчас хочется пойти в качалку и хотя бы в течение часа хорошенько поработать на тренажерах, полазать на скалодроме, побегать в большой теннис, побоксировать. Особенно сильно хотелось получить опыт концентрированного переживания разных ОзВ, добиться постоянного интенсивного озаренного фона. Интересно было бы попробовать найти симпатичных людей, попробовать самой учить их тому, что она уже знает.

Чем дальше она продвигалась в своей инспекции «тела желаний», тем больше обнаруживала, что с ним всё в полном порядке. Хотелось многого и даже очень, но среди всего этого разнообразия не было системообразующего стержня. Не было того, в отношении чего можно было бы сказать, что в этом сейчас заключен смысл ее жизни. Не было направления главного прорыва, а хотелось именно прорыва, штурма. И тут до Джейн дошло, что задача-то, оказывается, уже почти решена! Именно желание штурма было наиболее насущным и ярким. Осталось только понять – в каком именно направлении она хочет совершить прорыв, куда именно хочет устремить все свои силы, упорство, решимость, все свои навыки, полученные в общении с мордами и без них. Осталось только понять – куда рвануться, и чем больше она думала об этом, тем острее и настойчивее становилась эта потребность. Прорваться. Куда?

Спустя неделю вопрос все еще оставался без ответа. Сингапур, Пном-Пень, Лхаса, Чанг-Май – она просто перелетала с места на место, прогуливаясь вечерами по улицам без дела и залезая наутро в следующий самолет, уносящий ее в Коломбо, Антананариву, Порт-Луи, Абиджан, Касабланку. Она совращала, но редко трахала, начинала читать и бросала, поддерживала приятное чувство легкого голода и ни во что глубоко не влезала, чтобы не быть затянутой мелкими делами, пока не решено главное, пока не выявлен главный вектор. Несмотря на такую, казалось бы, вопиющую неприкаянность, ее жизнь нельзя было назвать вялой – уж во всяком случае она могла делать и делала консервативные практики, которые делали жизнь более чистой, более готовой к восприятию своего содержания. Устроила небольшую облаву на всплески НЭ, которые, как оказалось, возникают немного чаще, чем она себе это представляла, но все же не настолько часто, чтобы быть серьезной проблемой – достаточно было просто повышенной внимательности и периодических эмоциональных полировок, чтобы добиться постоянного и интенсивного озаренного фона на 4-5. Несколько раз в день – озверядка.

На фоне той глубины внутренней жизни, что теперь сопутствовала ей независимо от наличия или отсутствия дел, самое простое впечатление становилось объемным, от которого словно исходила рябь слабых, но приятных переживаний, в которые естественно вплетались нечастые усилия по порождению твердости, мраморности и шершавости. Джейн помнила про то, что Томас советовал ей созерцать еще и реку, но не хотела активно приступать к решению этой задачи, пока желание не станет циклоном. Тем не менее она слетала в Ришикеш и посидела пару вечеров, просто пялясь на Гангу в ее верхнем течении без каких либо серьезных попыток созерцания. Ганга переливалась бесчисленными блестками и обдувала ее теплым ветром. В полночь ей пришло в голову смотаться в Кедарнатх, и, предложив вызванному таксисту двойную цену, уже спустя полчаса она ехала по темной трассе.

Затем ее унесло в Европу, но вид бесчисленных минаретов и женщин в чадре как-то не радовал глаз, и она улетела в Банфф, где провела целый месяц среди чистейших горных озер, заснеженных вершин и древнего леса. Такой смешанный лес ей нравился больше всего, возникало особое умиротворение, радостная отрешенность – как будто попала в другой мир, живущий так же, как миллион лет назад, и не было ему никакого дела до прямоходящих обезьян, которые как пришли на краткий миг, так и уйдут. Городок сам по себе тоже был приятен – никто ее не доебывал, и даже в отеле служащие добросовестно не донимали ее всякими “How are you” и “Did you sleep good”.

Время текло ровным потоком. Она просыпалась в пять и звонила на ресепшн, отключая связь, не дожидаясь ответа. Там уже знали, что это означает, что она просит прислать кого-нибудь «убрать ее номер». Спустя минут пятнадцать, со вкусом спермы на губах, она одевала кроссовки и выбегала из своего VIP-коттеджа на хорошо утоптанную беговую дорожку, освещенную редкими фонарями, выхватывающими масляно-черные островки земли, змейкой скользящую между деревьев, где ее одиночество продолжалось без помех вплоть до того дня, когда она, едва успев выбежать за пределы территории отеля, заметила впереди себя одинокую стройную фигурку. Девушка испуганно обернулась, но, увидев Джейн, успокоилась и пошла дальше. Ее движения выдавали растерянность и тревожность, и когда Джейн, пробегая мимо, бросила на ее лицо короткий взгляд, то ей почти мгновенно стало ясно и все остальное – острая наблюдательность и натренированный механизм интерпретации за несколько секунд довершили анализ. Выражение лица растерянное, что вполне соответствовало ее походке – эта девушка находилась в обстоятельствах, которые пугали ее своей неизвестностью. Ресницы имели следы краски, и сейчас выглядели скорее неопрятно – если она еще вчера красилась, а сегодня ее ресницы в беспорядке, значит вчера она еще хотела производить впечатление на кого-то, а сейчас это стало для нее безразличным – либо у нее есть парень, с которым она поссорилась, либо она узнала какие-то новости, которые привели ее в большое расстройство. Скорее первое, чем второе, так как новости в такое время не узнают, да и путешествовать в одиночку такой одуванчик вряд ли будет. Поссорилась с парнем. Скорее всего, плакала, так как лицо немного неестественно опухшее. Неуверенный в себе человек, такая не будет скандалить по пустякам, значит разлад – серьезный. «Измена» со стороны парня маловероятно – такие находят надежных мудаков. У таких парочек вообще никогда не бывает резких ссор – они проглатывают обиды про себя, а так, чтобы ночью идти куда глаза глядят? Странно. Может… ее просто стошнило от ее жизни? Джейн еще раз припомнила ее лицо, позволила «пожить своей жизнью» образу девушки - этой технике ее обучила Выдра. Если при этом воображаемое лицо человека приобретает те или иные черты, отражающие какие-то состояния, то скорее всего именно эти состояния и свойственны этому человеку. Выдра объясняла это тем, что в процессе жизнедеятельности на лице откладываются микроморщинки, и хотя мы не можем провести двойную рассудочную работу – сначала линейно и последовательно проанализировать значение всей их совокупности, после чего из проведенного анализа вывести склонности человека, тем не менее обладаем способностью увидеть их интегральное значение сразу, напрямую, просто «подтолкнув» образ лица в своем свободном воображении, тщательно устранив при этом свое отношение к нему. Таким же образом, вовлекая в это озаренное различающее сознание, можно увидеть – на что этот человек способен в ближайшем будущем.

Лицо девушки можно было представить открытым, наивным, но была ли эта наивность признаком инфантильности и умственной отсталости, или именно открытости, этого Джейн не смогла понять. Остановившись, она прошла несколько шагов навстречу девушке, лицо которой снова стало испуганным. Джейн хватило секунды, чтобы выбрать тактику – она просто подошла и обняла девушку за плечи, прижав ее к себе, и не слишком удивилась, когда ты прильнула к ней и расплакалась, уткнув мордочку ей в шею, сложив руки у себя на груди.

Джейн погладила ее по голове, и девушка разрыдалась сильнее.

- ОК, пошли ко мне.

Не ожидая ответа, она развернула ее и, обнимая за плечи, повела в направлении своего коттеджа. Девушка, всхлипывая и вытирая руками лицо, покорно пошла с ней.

Приведя ее к себе, Джейн без лишних слов стала ее раздевать, не встречая никакого сопротивления. Казалось, что подчинившись ей в первую же секунду, в остальном девушка стала совершенно безвольна. Раздев ее догола, Джейн быстро сбросила с себя одежду и, затащив в кровать, обняла ее, притянув к себе, и стала гладить по голове, плечам, спине, попке. Девушка снова заплакала, и тогда Джейн положила ее на спинку и стала целовать ее животик, грудки, ляжки. Раздвинув ножки, Джейн стала целовать и вылизывать ее письку, и спустя пару минут девушка затихла, ее кулачки сжались, ляжки немного напряглись, а писька заметно набухла и стала влажной – прозрачные капли показались из письки, и теперь уже было легко засунуть туда сначала один, а потом и два пальчика. Лаская девочку, Джейн внимательно следила за тем, чтобы не дать ей кончить, и как только ее пальчики в письке сжимались слишком сильно, а животик начинал выгибаться, она убирала язычок от клитора и начинала просто целовать ее губки, немного засасывая их, чуть-чуть прикусывая. Потом Джейн посадила девчонку, прислонив к стенке, села напротив нее, обхватив ножками, взяла два ее пальчика и засунула к себе в письку.

- Теперь ты, хорошо? – Не столько спросила, сколько приказала она.

Девчонка стала потрахивать ее пальчиками, и вскоре увлеченно отдалась этому занятию, совершенно, казалось, забыв про свои проблемы. Джейн взяла ее заднюю лапку и стала целовать пальчики, проводить языком снизу и сверху лапки, потом подняла свою и прикоснулась к лицу девушки. Неожиданно та схватила ее лапу свободной рукой и стала страстно ее целовать, прижиматься лицом.

- Ты когда-нибудь делала это? – Тихо спросила Джейн?

Та отрицательно покачала головой.

- Поругалась с парнем?

Девушка удивленно посмотрела и снова отрицательно покачала головой.

- Тогда что? Почему ты плакала?

Девчонка задумалась, немного отставив лапу Джейн и рассматривая ее, как рассматривают что-то красивое, необычное.

- Я не знаю…

- То есть как? – Удивилась Джейн.

Она вытащила пальчики девчонки из своей письки и села рядом, притянув ее к себе.

- Не знаю, нашло что-то.

- А…

Несколько минут они молчали.

- Как тебя зовут? - Наконец спросила Джейн.

- Мелисса.

- Меня Джейн. Может, тебе следует что-то изменить в своей жизни, Мелисса?

- Изменить? О, нет, у меня все хорошо…

- Ну, как же все хорошо, если ты срываешься в истерике? Значит не все хорошо!

- Ну, наверное не всё…, - равнодушно согласилась она.

- А что бы ты хотела изменить? Вот если представить, что сейчас исполнится любое твое желание, то чего бы ты хотела?

- Ну…, чтобы у мамы спина не болела…

- Ага… ну а для самой себя – что бы ты хотела изменить в своей жизни, в условиях своей жизни?

- Может, в путешествие поехать… тут очень скучно…

- Так ты местная?

- Да, мы живем тут недалеко. Мама работает в отеле, но ей трудно, отец тоже много работает.

- А куда бы ты поехала, что бы ты делала в путешествии?

- Ну… в Париж хотела бы, и в Рим, ну и вообще – посмотреть Европу.

- А вот например научиться дайвингу? Или сходить в трек в горы?

- Нет, - Мелисса сжалась в комочек. – Это не для меня.

- Почему?

- Не знаю, не для меня…

- Но если тебе скучно, разве тебе не хотелось бы получить побольше интересных впечатлений?

- Конечно, конечно хотелось бы!

- В Париже?

- Да, там красиво, наверное, там люди другие, там все другое…

- Ну хорошо, - Джейн отодвинула немного ее мордашку и заглянула ей в глаза. – У меня достаточно денег, чтобы о них не думать. Полетели завтра в твой Париж, посмотрим – так ли там интересно!

- О! Это было бы так здорово!:) – Рассмеялась Мелисса.

Улыбка сделала ее лицо по-настоящему красивым – сияющие глазки, и улыбка была такой приятной, нежной, и ее грудки под лапой Джейн были такие упругие… в такую девочку очень просто влюбиться.

- Ну, значит – полетели? Я хочу помочь тебе, давай немного изменим твою жизнь, давай вместе попутешествуем, днем мы будем гулять, вечером будем тискаться и целоваться, тебе понравилось заниматься со мной сексом?

- О, да, это было очень, очень приятно!

- Будем знакомиться с парнями, заигрывать с ними.

- О, я слишком стеснительна для этого:), - снова рассмеялась Мелисса, - мне с тобой хорошо, больше никого и не надо.

- Сколько тебе нужно времени, чтобы собраться? Я могу сейчас позвонить и забронировать билеты, мы можем уже днем отправиться, а если хочешь – даже прямо сейчас! Просто приедем в аэропорт и улетим хоть куда-нибудь в Европу, а там разберемся, здорово будет?

- Вау! – Мелисса чуть не запрыгала на кровати! – Офигенно, офигенно будет!

- Отлично:). Тогда что, сейчас?

- Нет, Джейн, ну сейчас я никак не могу…

- Хорошо, тогда – завтра?

- Завтра, да, давай завтра…

- Тогда сейчас – будем спать?

Второго приглашения Мелисса не стала ждать. Полулежа рядом со спящей девочкой, Джейн гладила ее нежное тельце, целовала, а Мелисса только сладко потягивалась. Джейн представляла себе, как Мелисса будет открывать для себя новый мир – дайвинг, сноркеллинг, зоопарки, скалолазание, треки, прогулки на лошадях, а может ей захочется научиться водить вертолет? Так приятно открывать перед человеком новые возможности…

Утром им не удалось понежничать – проснувшись, Мелисса тут же схватила часы, и, судорожно ойкнув, моментально оделась, бросилась к двери, потом вернулась и сильно обняла Джейн, они поцеловались в губки.

- Боже, как не хочется уходить! – С интонацией отчаяния проговорила Мелисса.

- Ну так не уходи, пупс:) Все равно нам сегодня улетать, какая разница – опоздаешь ты куда-то там или нет?

- Нет, ну что ты, ладно, я побежала, я позвоню тебе, боже мой, я же не взяла твой голофон!

Записав номер Джейн и дав ей свой, Мелисса снова подскочила к ней, обняла, поцеловала в губки, в щечки и умчалась.

Рейс на Париж улетал поздно вечером, и Джейн предварительно забронировала два места. Часа в два дня она решила позвонить Мелиссе, чтобы узнать – как там дела. Голограмма, появившаяся перед ней, была совсем не той девочкой, с которой она расставалась утром.

- Джейн, как я рада тебя видеть, как здорово, что ты позвонила, - безучастно проговорила Мелисса, словно заставляя себя выполнить программу, и Джейн мгновенно стало ясно, что никуда они не летят.

- Что случилось, Мелисса? Мы летим? Если не получается сегодня, давай завтра, а сегодня приходи ко мне в гости, мне так хочется поласкать тебя, пупса!

- Да, Джейн, сегодня никак, и вообще – я просто ума не приложу, ну что я скажу маме…

- Послушай… но тебе… сколько тебе лет?

- Двадцать три.

- Ты уже большая девочка, зачем говорить что-то маме кроме того, что ты хочешь полететь со мной в Париж?

Мелисса покачала головой.

- Ты не знаешь мою маму…

- И слава богу.

- Нет, ну зачем ты так! Мама – прекрасный человек, просто у нее есть свои трудные черты характера.

В голосе Мелиссы зазвучали нотки возмущения – пока еще едва заметные, но был ясно, что в любой момент они усилятся, если продолжить давление.

- Хорошо, малышка. Тогда просто приходи сегодня потискаться, а насчет поездки подумаем как-нибудь потом, хорошо?

- О, да, - сразу повеселела та. – Я обязательно, обязательно сегодня приду, я очень, очень хочу тебя увидеть, ты такая необычная, такая красивая, ты знаешь – я целый день о тебе только и думаю, правда, - Мелисса немного покраснела, - я, наверное, влюбилась в тебя! Может я лесбиянка?

- Да какая ты лесбиянка, - рассмеялась Джейн. – Просто ты очень чувственная девочка. В общем – я тебя жду, я тоже очень-очень тебя хочу!

Закончив разговор, Джейн уже знала наверняка, что Мелисса и не полетит никуда, и даже не придет. И даже не позвонит. И так оно и было.

Через несколько дней Джейн случайно на улице столкнулась с грузной, тупой напомаженной бабищей, подле которой покорно шла Мелисса. Увидев Джейн, она запаниковала, на ее лице отразилось столько всего, что хрен там разберешь. Джейн не стала облегчать ей жизнь, и, подойдя, поздоровалась. Паника Мелиссы достигла апогея, она пробормотала что-то и чуть ли не спряталась за свою мать, поросячье лицо которой выразило некое подобие дружелюбного оскала, и они продефилировали дальше.

Люди шли мимо – вперед, назад, с озабоченными или равнодушными лицами, с детьми и без. Они разговаривали и шли молча, и все они были вежливы и добры. И у всех был дом, планы, заботы, радости и горести – все то, чего не было и быть теперь не могло у Джейн. Это был чужой мир. И он был враждебен. Его враждебность была скрыта под маской вежливости и позитивного отношения. Они не нападали из-за угла, не отнимали денег и даже могли бы помочь в трудной ситуации, если суметь, что совсем нетрудно, возбудить в них нужные механизмы. И все же, как это ни удивительно, этот мир враждебен. Эти люди – убийцы. Джейн вспомнила рассказ Брэдбери о марсианах, которые, будучи похожи на добрых людей, усыпляли бдительность космонавтов и убивали их. Здесь никто не притворялся добрым – эти люди и в самом деле были добрые и участливые в своей массе, и всё же эта самая доброта была ядовитой. Все они вышли из конвейера тотального самоподавления, и все они продолжают изо всех сил поддерживать его ход. Они страдают и срываются в истериках, они мучаются от серости, они угасают в зловонном болоте довольства и озабоченности мнением, и всё же они знают, что у них все в порядке, все хорошо, иначе и нельзя, и так они воспитают своих детей, и вот такая девочка Мелисса вырастает не ежом, не активным и радостным пупсом, а придатком принятых ею правил жизни, как неприятны и неудобны они бы ни были для нее, и ясно, что та же Мелисса встанет грудью на защиту этих порядков, этого конвейера смерти – вспомнить только возмущение, с которым она отразила наезд Джейн на свою мерзкую мамочку! Глупо, совершенно глупо представлять Мелиссу как жертву, страдающую в тюрьме. Это она и есть сама свой тюремщик. Заключенные – дети, может быть двух-трехлетние, а те, что старше, неумолимо превращаются в собственных тюремщиков и встают в ряды киллеров и их приспешников.

Джейн вспомнила свое изумление, когда смотрела репортаж из Франции. Женщины, закутанные наглухо в черную абайю, давали интервью, в котором распинались про то – какую свободу дает им эта одежда, и какой опасности – нравственной и физической, подвергались бы они без нее. Тогда ей тоже стало ясно, что здесь нет жертв. Нет несчастных и угнетенных женщин – никакой диктаторский античеловеческий режим не мог бы существовать без того, чтобы его поддерживали сами жертвы. Эти женщины – и есть сами свои тюремщики, несущие полную меру ответственности за то, что они делают с собой и своими дочерьми. Мелисса – и есть сама преступник, который и сам готов покончить самоубийством, и любые поползновения против угнетающей его системы будет воспринимать как личное оскорбление.

Но почему, почему они думают, что имеют право?? Вот идет какой-то мужик, тащит за собой ребенка, кто дал ему право быть хозяином? Ведь ребенок – живой человек! Даже управление автомобилем требует получения прав, сдачи экзаменов, а что учил и сдавал этот человек?? Да ничего! Он получает право рабовладельца над неким человеком только потому, что из его семени родился человек. И эта система поддерживается тем, что, будучи железобетонно запрограммированы, дети сами в очень раннем возрасте становятся соучастниками этих преступлений. Морды идут единственным, наверное, возможным путем, проводя курсы для малолеток, но может ли это сильно задеть, изменить человека? Ну хорошо, сходит он на курсы и послушает основы «психологической подготовки», но разве не будет все это выбито напрочь последующим влиянием всего окружающего их мира? Сколько тысяч прошло эти курсы? И сколько имеется морд и беженцев? Эффективность ничтожна! Но что тут можно изменить? Ведь чтобы не было такого жесткого промывания мозгов, детей нужно отнимать у родителей сразу после рождения и вообще не отдавать им их обратно, но это же невозможно… Какой рабовладелец добровольно отдаст своего раба?

И в этот момент в голове Джейн медленно, словно крадучись, сконденсировалась удивительной простоты мысль. Она была так чиста, так ясна и так поразительна, что Джейн замерла, пораженная тем, до чего додумалась. Она стояла там, опустив взгляд, среди медленно огибающего ее потока людей, и крутила эту мысль и так, и эдак, и с каждой секундой образы становились более ясными, планы – более определенными, и когда, наконец, она подняла голову, ее лицо светилось чистой, умиротворенной и непоколебимой решимостью человека, который нашел что-то своё.