Глава 10

Айрин по совету Томаса увлеклась довольно необычным занятием. Она брала какой-нибудь минерал и утаскивала его куда-нибудь, рассматривала, трогала, просвечивала фонариком, подбрасывала на ладони. Если возникал резонанс с каким-нибудь ОзВ, она делала соответствующую запись.

Томас преподал им несколько новых практик, которые они включили в свое накапливание фрагментов. Они были простыми, но давали интересный результат, например практика «не-реки, не-горы» состоит в том, что каждый раз, когда взгляд натыкается на какую-то морду Земли, например на траву или камень, практикующий произносит соответственно «не-трава», «не-горы», «не-камень», «не-озеро». И всё. Вся практика. Такая практика направлена на преодоление стереотипа, согласно которому и камни, и ветер, и многое другое воспринимается как нечто безжизненное, серое, привычно-мертвое. Томас специально предупредил, чтобы не было никаких дорисовок и выдавливаний разной эзотерики, что необходимо не стараться воображать себе горы живыми и тому подобное.

- Делайте в точности то, что я говорю, ни больше, ни меньше. Учитесь не додумывать за сказанным что-то, а воспринимать мои советы буквально. В практике «не-реки, не-горы» требуется ставить приставку «не» перед каждым словом, обозначающим любую морду Земли, любое живое существо – не более того.

Сначала Джейн было нелегко выполнить указание Томаса. Постоянно хотелось начать дорисовывать, трудно было ограничиться именно приставлением приставки «не». Но Томас не выпускал вожжи из рук. Раз по пять он спрашивал каждого – как тот выполняет ту или иную практику, вгрызался в детали, вносил коррективы.

В первые несколько дней результата не было вовсе, но однажды вечером Джейн, гуляя, смотрела на морд вокруг и выполняла фрагмент этой практики. Неожиданно почти безо всяких усилий стали возникать всплески ОзВ просто от взгляда на какую-нибудь морду Земли и проговаривания – и это при том, что только что был плотный негативный фон серости – реакция на переедание довольством. Не-деревья стали восприниматься как таинственные существа, о которых ничего неизвестно, цвет не-неба стал глубже, интенсивней, морды скал будто выступили вперед, стали выделяться по сравнению с окружающими полянами и деревьями. Пропал фон отчужденности, который, оказывается, она испытывала и не замечала. И когда, завершив этот фрагмент, она начала делать перепрыжку с чувством тайны, то получалось очень легко, стоило только посмотреть на озеро, блестящее в последних лучах солнца, или на окрашенное разноцветными облаками небо.

Еще одна смешная практика – «лицо Фоссы – кусок мяса». Когда Томас рассказывал о ней, Фосса попалась ему на глаза и «попала в практику».

- Если…, ну скажем, Фоссу, - начал Томас, - пропустить через мясорубку, то получится фарш. Есть ли у кого какие-то сомнения в этом?

Возражений не последовало, хотя идея показалась, мягко говоря, странноватой.

- Если расхуячить бульдозером вот эту скалу, то получится груда камней, - продолжил Томас. - В этом тоже ни у кого сомнения не будет. Но при этом мы знаем совершенно точно, что Фосса, будучи куском мяса, не является только этим мясом. А в отношении скалы у нас есть механическая уверенность, что скала – это только груда камней.

- Но у нас нет оснований предполагать, что скала – нечто живое или осознающее.

- У вас – нет, - согласился Томас. – И все же это не основание поддерживать механическую уверенность. Практика состоит в том, чтобы высказывать, чередуя, два совершенно истинных утверждения, и больше ничего не делать. Первое утверждение: «лицо Фоссы – кусок мяса». Второе: «эта скала – груда камней». Повторяйте эти фразы, чередуя, каждые десять секунд. Один фрагмент – пятнадцать минут.

Как и в случае с «не-реками», первая неделя не дала никаких интересных результатов, и Джейн стала выполнять «морду Фоссы» совершенно формально – то есть именно так, как и требовалось. И как-то вдруг – посреди самых обычных дел, не связанных с практикой, Джейн испытала вспышку странного чувства, которое точнее всего можно было бы описать, как «гора смотрит на меня». Не было никаких образов, никаких фантазий или додумываний – это было именно чувство, незнакомое ранее, необычное состояние, будто гора каким-то образом воспринимает ее. Поскольку человек подавляющее большинство впечатлений получает через глаза, то видимо именно поэтому поначалу это состояние и захотелось выразить словами «гора смотрит на меня», но нет – никакого «смотрения» тут не было, а было необъяснимое восприятие того, что гора каким-то образом наблюдает за ней. Тут же вслед за этим возникло напряжение в животе, в районе пупка, словно твердый стержень вставлен в живот и распирает его изнутри.

Флоринда общалась с ребятами реже, и пока практик никаких не давала, ограничиваясь разговорами на общие темы. Но эти разговоры запоминались, оставляя свой след.

- Вы живете в трехэтажном здании с подвалом, - как-то неожиданно начала она. – Но не понимаете этого, из-за чего остаетесь в дураках. Подвал – это серость и скука. По вашим лицам видно, что и то и другое возникают у вас время от времени. В подвале есть и выгребные ямы, куда легко можно свалиться – негативный фон, негативные эмоции. Принципиальная особенность подвала в том, что когда вы там, вам не хочется наверх. Или хочется, но это желание очень слабое. Более того, при мысли о том, что можно испытывать ОзВ возникает отвращение, агрессия. Каждый из вас бывает в подвале ежедневно, так?

Возражать никто не стал. Вообще Флоринде трудно было возразить, и более того – даже просто разговаривать с ней было сложно. Во время разговора она смотрела прямо в глаза, не давая собеседнику никакой возможности отвести взгляд. Это было странно, неловко, некомфортно. Говоря с кем-то, она вставала прямо перед ним – лицом к лицу, и это казалось даже несколько неестественным, особенно потому, что ее лицо очень редко имело какую-то мимику, и все же оно не казалось безжизненным и застывшим – совсем наоборот. Черт его знает – как это у нее получалось. Когда ребята, зверячась, пробовали, в подражание ей, устранять всякую мимику, получалось почему-то тупое коровье выражение, а она словно была готова куда-то устремиться, взлететь, и невольно начинаешь быть захваченным этим. И еще серьезность – она возникала автоматически при взгляде на лицо Флоринды.

- Первый этаж, - продолжила она, – это слабые интересы, слабый озаренный фон. Когда вы на первом этаже, уже заметно хочется подняться выше, но сила этого желания по-прежнему невелика – оно блокируется довольством, положительными эмоциями. Желание накапливать фрагменты может появляться, но не хватает какой-то мелочи, чтобы начать. Необходимо в каждый момент времени отдавать себе отчет – ты в подвале или на первом этаже. Если в подвале, то вы должны помнить – где находится лестница, ведущая наверх, чтобы в потемках быстро найти ее и воспользоваться ей. Лестница, ведущая из подвала на первый этаж – это полное прекращение деятельности. Любой. Что бы ты ни делала – остановись, если ты в жопе. Невозможно реализовывать радостные желания, и в то же время испытывать серость или негативный фон. Значит – ты реализуешь механические желания, например производишь впечатление или опасаешься чего-то или забиваешь скуку. Начни выслеживать радостные желания. Забудь про существование всех остальных людей, и спроси себя саму – чем хочется заняться, что кажется интересным? И пока предвкушения не возникнет, сиди и ничего не делай. Как вариант, в таких ситуациях можно начать накапливать фрагменты – даже через не могу, поскольку фрагменты по самой своей сути меняют состояние человека – особенно, если у тебя уже есть опыт их накапливания.

- И наверное срабатывает привычка испытывать ОзВ во время накопления фрагментов? – Неуверенно предположил Трапп.

- Это тоже. Дальше – второй этаж – устойчивый озаренный фон, частые вспышки ОзВ, устойчивое и яркое желание изменять совокупность восприятий и привычек, накапливать фрагменты, периодически возникающие желания устроить штурм. Какой лестницей целесообразно воспользоваться, чтобы перейти на второй этаж, обнаружив себя на первом? Подумайте сами. И третий этаж – штурм. Когда ты на третьем этаже, тебя неудержимо тащит в бой, и ты упираешься как баран в одну стену и давишь на нее изо всех сил – час за часом, а иногда и день за днем. Озаренные восприятия вспыхивают часто и очень ярко, и всё, что было до этого, ты не можешь считать полноценной жизнью – тебе кажется, что до этого ты лишь тлел, как гнилой пень.

- «Тлеть как гнилой пень»… да, это хорошо знакомое состояние…, - со смехом подтвердила Карен, - но ведь такое деление состояний очень грубое, есть множество промежуточных состояний.

- Разумеется, это деление очень грубое, но в этом и его преимущество – очень легко, пользуясь таким делением, в каждый момент времени определять – на каком ты этаже. Вот и делай это.

- Согласна…

- Так ведь это и есть поминутная фиксация, - воскликнула Серена. – Мы как раз и выставляем цифры, соответствующие «этажу».

- Да, и как много у тебя фрагментов пмф? – Уточнила Флоринда?

- Сейчас. – Серена открыла блокнот. – Всего или как?

- За последнюю неделю, например?

- Двадцать два.

- То есть около трех фрагментов пмф в день. Сорок пять минут. А что вам мешает делать пмф круглосуточно – с утра до вечера?

- Сейчас мне это кажется невозможным, - пробормотала Берта. – Как совмещать с этим все остальное?

- Никаких проблем совмещения нет, - отрезала Флоринда. – Ты говоришь так, словно твоя жизнь так насыщена, что и секунды не теряется на вялость, хаотические отвлечения, паузы, отдых?

- Теряется, конечно…

- Пмф требует отвлечения ровно на секунду в конце каждой минуты, при этом совсем не обязательно точно фиксировать минуты, ничего не будет страшного, если в один раз пройдет сорок пять секунд, а во втором – минута и десять секунд. Кроме того – от чего, собственно, тебе придется отвлекаться? Например, от порождения ОзВ это отвлечет? Ты не можешь сейчас испытывать ОзВ и одновременно поставить цифру в блокноте, отражающую твое состояние?

- Могу.

- Вам пора во второй класс, а вы все еще топчетесь тут. – Флоринда встала и осмотрелась. – Вы, кажется, никуда не торопитесь, вас и так все устраивает?

- Нет, не устраивает, Флоринда! – Чуть не выкрикнула Серена. – Естественно нам хочется как можно скорее узнать побольше.

- И как проявляется это ваше хотение? Скромно ходите и вздыхаете? Надеетесь, что вскоре вас переведут во второй класс? Ну ждите…

- Мне не приходило в голову, что…, - начала было Карен, но Флоринда перебила ее.

- Может, тебе стоит вернуться во внешний мир? Там ценится скромность. Тебя может даже какой-нибудь достойный мужчина замуж возьмет, скромные жены в цене. – Голос Флоринды стал металлическим. – Что ты вообще тут делаешь? Здесь твоя скромность никому не нужна, тут ее никто по достоинству не оценит. Здесь нужно выпячивать себя, тут тебе не буддийский монастырь. Кому интересно сидеть рядом с тихоней? Ты становишься интересной для остальных, если интересна самой себе, и если ты выворачиваешь все эти интересы наружу. Если, например, Арчи каждый день разыскивает меня и вываливает все, что ей оказалось интересным или непонятным, то с кем мне будет интереснее – с ней или с тобой?

- Думаю, что с ней, - тихо ответила Карен.

- Сколько раз ты меня разыскивала? Сколько раз пыталась заставить меня выслушать то, что ты там интересно обнаружила, делая свои фрагменты?

- Ни разу.

- Скромность душит или жизнь настолько вялая.

- Нет, жить мне интересно… скромность. Не хочется тебя отвлекать.

- А вот Серене хочется меня отвлекать, правда не так часто, как Арчи. Поэтому Серена еще тут среди вас, первоклашек, а Арчи уже в третьем классе.

У ребят открылись рты.

- Уже в третьем?! Но мы думали, что группа полным составом переходит из класса в класс.

- Думайте, думайте, - покивала Флоринда. – Вы будете думать, а Арчи будет действовать. Из параллельной группы она только одна в третьем классе, еще Магнус уже во втором классе, а остальные, как и все вы, видимо что-то там себе думают. Думайте, это ваша жизнь, за уши никто вас тащить не будет. В мифологии дзен-буддизма есть такая история – некий учитель пришел в монастырь, прочел там курс лекций и ушел, сообщив, что никто из послушников не заслуживает передачи ему секретных знаний. Спустя полчаса его на дороге нагнал повар – он готовил монахам еду и постоянно тусовался во время их занятий с учителем. Повар достал меч и сказал, что убьет учителя, если тот не передаст ему знания, и столь велика была его потребность в этих знаниях и решимость любой ценой, даже угрожая смертью, добиться их, что учитель счел его достойным. Большая разница с тем, как проявляете себя вы.

Они нечасто пересекались с ребятами из параллельной группы – то ли так получалось случайно, то ли намеренно было продумано. Но откровенно говоря, возможность общаться-то все-таки была, и то, что они ею не пользовались, объяснялось тем же, почему они так пассивно себя вели в отношении Флоринды и других.

- Что нужно сделать, чтобы перейти во второй класс, - ребята подскочили и окружили Флоринду, словно намереваясь не дать ей уйти.

- Закончить первый!

- Что нужно, чтобы закончить первый?

- Узнать все фрагменты, которые необходимо освоить в первом классе, получить опыт их выполнения и вызвать во мне интерес к своей персоне. Ты вот, - Флоринда ткнула пальцем в Карен, - ты просто физалия огородная, додекаэдр плоскорылый, форель канализационная, цветочек… на обочине… кончай со своей скромностью, иначе так и простоишь на обочине до скончания времен. Тебе не интересны фрагменты, которые ты делаешь?

- Интересны! Я иногда даже ночью просыпаюсь и делаю.

- Копишь сов?

- Кого?

- Фрагменты, которые мы делаем ночью, мы называем «совами». А те, что делаются с момента утреннего подъема до девяти утра, мы называем «воронами».

- Нет, специально не коплю, просто мне Томас посоветовал, так как мне по ночам всякая хрень часто снится – то как будто я перед матерью отчитываюсь, то будто в школу опаздываю…, он посоветовал просыпаться ночью каждые два часа и хотя бы по пять минут порождать ОзВ, например слушая музыку, или делать треть фрагмента. И мне понравилось, состояние резко меняется, сны стали меняться и с утра более бодрая и легче ОзВ испытывать. – Карен сейчас уже не выглядела таким безнадежным нежным цветочком, хотя было видно, что эта энергичность дается ей с усилием.

- Если тебе интересны фрагменты, почему ты не узнала – какие еще есть фрагменты?

- Я пыталась! Я спрашивала у Фоссы, она сказала, что скажет потом.

- И на этом твоя инициатива завершилась? И ты стала ждать, когда же Фосса расскажет?

- Да…

- Ты ни разу больше не спрашивала у нее? Не подходила к Томасу? Ко мне ты не подходила.

- Нет, еще один раз потом спросила и все.

- Ты такая неинтересна. – Флоринда смотрела на Карен в упор, как она это всегда делала. – Ты неинтересна. Понимаешь?

- Да! – С вызовом выкрикнула Карен. – Но я такой не останусь, я изменюсь, я буду другой. – Сейчас она уже не бегала взглядом от Флоринды, а смотрела на нее так же открыто в упор. – Я точно изменюсь! Какие еще есть фрагменты? Говори, блин!

Карен вцепилась во Флоринду и стала трясти ее, как спелую грушу.

- Говори давай, иначе убью нахуй тебя своим мечом!

Флоринде потребовалось едва заметное движение рукой, чтобы под смех ребят Карен оказалась валяющейся на траве. Вскочив, она с рычанием снова набросилась на Флоринду и снова оказалась на траве, потеряв равновесие от едва заметного пинка.

- Фосса должна рассказывать вам фрагменты первой серии, спрашивайте у нее.

- Говори давай! Фоссу мы еще когда найдем, может через несколько часов, а сейчас ты нам расскажешь и мы уже попробуем!

- Хорошо. Записывайте. Практика двухчасовой фиксации. Каждые два часа на протяжении всего дня, пока ты не спишь, делаешь отчет о прожитых двух часах. Тратишь на этот отчет буквально одну минуту, не больше, и выписываешь только то, что за эти два часа произошло интересного в твоей жизни. Если ничего, так и пишешь: два часа просрано. Удобно каждые два часа суток обозначить именем месяца: с полуночи до двух часов ночи - январь, и так далее. Один день двухчасовой фиксации – один фрагмент. Готово? Дальше, - продолжила Флоринда, не дожидаясь их реакции. – Практика контроля голода. Пожрать нравится? Нравится, - снова не дожидаясь ответа произнесла она. – Нравится вам пожрать.

Флоринда внимательно осмотрела ребят.

- Карен и Берта испытали по этому поводу чсу. Естественно, нежная канализационная форель и правильная девочка – они должны испытывать чсу от того, что им нравится вкусно покушать, их так мама учила, да? Я тоже люблю пожрать, и именно поэтому я делаю это так, чтобы получать максимум удовольствия. Всем известно, что после хорошей пятнадцатичасовой пробежки по горам даже кусок хлеба кажется вкуснятиной. А если наесться, то еда перестает приносить такое наслаждение. Отсюда – практика контроля голода – ешь хоть десять раз в день, но только тогда, когда интенсивность чувства голода будет не меньше трех. Испытывать голод – само по себе очень приятное ощущение. Оно, как ни странно, резонирует и с ОзВ. Иногда приятно довести чувство голода до трех, иногда – до семи, каждый раз решай сама, но никогда не ешь, если чувство голода слабее, чем на три. И ешь всегда понемногу, потому что пока еда усвоится, пройдет минут пятнадцать, и за это время ты можешь обожраться, если будешь есть. Записано? Дальше.

- Один день контроля голода – один фрагмент?

- Да. Дальше – практика неподвижного лежания. Нет ничего проще – ложись и лежи неподвижно. Совсем неподвижно. Вообще неподвижно – ни пальцем, ни носом – ничем не двигаешь. Руки-ноги лежат так, чтобы не соприкасаться с телом. Пятнадцать минут – один фрагмент. Через некоторое время полной неподвижности начнут возникать странные ощущения – или начнут «пропадать» конечности, или ощущения такие, будто руки где-то в другом месте, в другом положении – неважно, продолжайте лежать неподвижно. Готово? Записали? Дальше – «выжигание ОзВ». Это разновидность эмоциональной полировки. При эмоциональной полировке примерно каждые десять секунд представляешь, как в твоей груди разрывается яркая вспышка, которая выметает к чертовой матери ВСЕ восприятия без разбора – эмоции, мысли, желания – все без исключения, и остается совершенно чистое, яркое пространство. Кстати, эмоциональная полировка – тоже необходимый элемент практики первоклашек. Один фрагмент – пятнадцать минут. При выжигании ОзВ вспышка выметает только ОзВ, а про НЭ и прочее вообще не думаешь.

- Не понял, - недоуменно переспросил Трапп. – Выметать… ОзВ??

- Если я что-то говорю, то именно это и имею в виду, - отрезала Флоринда. - Представляешь, как яркая вспышка выметает все ОзВ, и ничего не представляешь насчет того, что после них остается, пусть само возникает что возникнет. Один фрагмент - пятнадцать минут. На этом все. Делайте. Рассказывайте о результатах.

- Флоринда, а мы с Сереной поняли, почему практика уверенности-120 вызывает физическое переживание твердости. – Заговорщицким тоном произнесла Карен.

- Интересно, почему? – Флоринда взглянула на Карен с интересом.

- Просто во время этой практики возникает столько радостных желаний, что кажется, ща разорвет. Поэтому и возникает твердость, чтобы нас не разорвало!

Серена захихикала, потом заржала. Флоринда улыбнулась и ушла. Трапп задумчиво пялился на ее попу, туго обтянутую шортами, и Серена не замедлила отпустить и по этому поводу пару шуточек.

Мысли Джейн часто возвращались к Кунге. Одна она такая или есть еще? Сомнений не было – эти дети определенно были экспериментальными, и если генетические изменения происходили в воронах, они несомненно должны были происходить и в детях. Целый ворох опасений зашевелился в ней. Оправданы ли эксперименты на детях, такие смелые эксперименты? Что будет с этими детьми, если произойдет что-то непредвиденное? Обдумывая – к кому можно было бы подкатить с этим вопросами, Джейн в конце концов выбрала Марту, поскольку Джерри выглядел слишком занятым и слишком высоко в эмпиреях эпигенетики. Найти Марту теперь стало легко – она практически дневала и ночевала в новой двухэтажной лаборатории, которая теперь приобрела законченный вид, сверкала новым оборудованием и несмотря на свои грандиозные размеры была уже забита до крайности всевозможными стеллажами во всю стену, в которых выращивались культуры, приборами размером от футбольного мяча до слона, рабочими местами, оборудованными с любовью и комфортом, и прочими неотъемлемыми атрибутами современной лаборатории.

- Оправданы ли такие смелые эксперименты на детях? – Удивилась Марта. – Такой вопрос следовало бы задать, если бы над детьми производились бы какие-то действия, которые вызывают страдания ребенка, или как минимум его сопротивление, недовольство.

Марта потянулась всем телом, заведя руки за спину, и встала со стула. При этом она задела одну из книг, лежащих на столе, та упала и Джейн с удивлением увидела, что это «Илиада» Гомера.

- «Илиада»? Зачем?

- Для удовольствия, для чего же еще? Мне нравится этот язык, мне нравится упражнять свою память и учить наизусть такие сложные тексты. Показалось ли тебе, что Кунга подвергается насилию? Или может быть она была подавлена, расстроена…

- Нет, нет, это мне понятно, вопрос в другом, - перебила ее Джейн. – Понятно, что это как раз в обычном мире над детьми ставятся жестокие и бесчеловечные опыты – их насилуют с утра до вечера, их подавляют… но одно дело – воспитание, так сказать, души, создание психологической атмосферы, содействие интересам – это одно. Но вмешательство в генотип! Это нечто совсем другое. Фактически, здесь у нас формируется новый вид человека, с новым генотипом. Как эти новые люди будут относиться к нам? Что они будут из себя представлять?

- Вопросы вполне осмысленные, Джейн, но только мы же не лезем со скальпелем в генотип, не пытаемся его изменить согласно нашим идеологическим или моральным принципам. Мы вообще его не пытаемся изменить. Мы и не ставили такой цели. Все, чего мы хотели – дать возможность детям жить интересной для них жизнью. Мы познакомили их с ОзВ, мы рассказали им об НЭ и прочих омрачениях, и изменения в генотипе мы заметили совершенно случайно.

- Но ведь есть и другое влияние – влияние, которое оказывает на детей ваше «намерение», - возразила Джейн.

- Конечно. У нас есть настойчивое радостное желание содействовать детям в том, что им интересно и что нам интересно. Мы испытываем к ним симпатию. И оказалось, что генотип откликается. Мы открыли новый закон природы, мы не лезем со своей идеологией в нее. Мы – такие, какие мы есть – мы хотим испытывать симпатию и хотим содействовать симпатичным нам людям. Они – такие, какие они есть – они хотят учиться, испытывать ОзВ, испытывать на себе нашу симпатию к ним и получать от нас содействие. Ни мы, ни они не хотим быть другими – не испытывающими ОзВ, не стремящимися к интересной жизни. И мы, и они являемся результатом эволюции. И то влияние, которое проистекает из нас, не является чем-то чуждым эволюционному процессу. И то, что в этих новых условиях генотип ребенка меняется так быстро, означает, что мы нажали на спусковой крючок. Природа давно взвела его, но некому было на него нажать – тысячи лет люди уничтожали и подавляли друг друга и самих себя. Тысячи лет истории человечества – это тысячи лет пыток, садизма и мазохизма. И природа ждала, фигурально выражаясь. И она дождалась. Появились люди, которые стали устранять омрачения и культивировать озаренные восприятия. И курок оказался немедленно спущен – начались изменения в генах. Нам остается продолжать делать то, что мы делаем, так как то, что мы видим, нам нравится. А заодно мы еще и удовлетворяем свои естественнонаучные интересы, изучая – какие именно генетические изменении я происходят. На самом деле мы следим не только за развитием уже сложившегося ребенка, но и за тем, как проходит развитие плода, от самых первых секунд.

- ?

- Что тебя удивляет? Современные технологии позволяют очень аккуратно наблюдать за развитием плода без каких-либо травматических воздействий. И мы наблюдаем множество интереснейших отклонений. Мы попросту захвачены тем, что видим. Например – знаешь, чем занята прямо сейчас я? Хочешь расскажу?

- Конечно хочу!

- Бери блокнот, записывай термины, потом разберешь детальнее, если захочешь, но в общих чертах я смогу объяснить и сейчас. Когда зародыш – я говорю сейчас о человеческих зародышах, находится в утробе щенки…

- Щенки?

- Слово «мать» нам неприятно, мы говорим «щенка» с ударением на «е» - это игриво и прикольно.

- Итак, когда зародыш в утробе щенки, то можно разделить общий организм на три части: зародыш, щенку и внезародышевые ткани – они словно прокладка разделяют оба организма, или соединяют их, что даже точнее, так как после того, как у плода формируются кровеносные сосуды, через эти внезародышевые ткани осуществляется транспорт растворимых веществ. Внезародышевые ткани вместе с внедренными в них кровеносными сосудами называется «хорион». Когда хорион сливается со стенкой матки, он образует «плаценту». У человека хорион настолько тесно интегрирован в матку, что разделить их невозможно, не нанеся катастрофических повреждений щенке и плоду. Пока понятно?

- Да, пока понятно, - подтвердила Джейн, сделав пару записей.

- От внешней оболочки хориона простираются специальные ворсинки. Они содержат кровеносные сосуды, и с их помощью резко увеличивается площадь соприкосновения хориона и щенковой крови, так что несмотря на то, что кровеносные сосуды щенки и ребенка не сливаются, тем не менее за счет тесного их контакта обеспечивается передача веществ в обоих направлениях – примерно так же наша кровь забирает кислород из воздуха, поступающего в легкие. Щенка передает ребенку питательные вещества и кислород, а плод отдает ей обратно диоксид углерода СО2 и мочевину, ну это в основном, не касаясь деталей.

- Понятно.

- Но вот тут мы подходим к вопросу – почему организм щенки вообще не отторгает плод? Ведь это чужеродный элемент! А организм человека имеет отлично работающий механизм борьбы с чужеродными элементами.

- Ну как же чужеродный, если он вырос в самой матери? – Удивилась Джейн.

- Вырос-то он у щенки, верно, но ты не учитываешь, что организм ребенка возникает из генетического материала не только щенки, но еще и самца. Есть так называемые гликопротеины… глико… протеины, - продиктовала медленно она, чтобы Джейн правильно записала их название. – Именно они ответственны за то, чтобы отторгать чужеродные ткани. Они называются довольно сложно и длинно: «антигены главного комплекса тканевой совместимости». Эти антигены ребенок наследует и от самца, и поэтому если впоследствии щенке пересадить органы ее собственного ребенка, ее организм отвергнет их, так как они содержат антигены самца. Но в процессе беременности этого не происходит. Почему?

- Может они передаются ребенку на самом последнем этапе развития? – Предположила Джейн.

Марта рассмеялась.

- Для оголтелой феминистки идея была бы неплоха, но это довольно смелое предположение, что часть генотипа самца не участвует в развитии плода. Так или иначе, идея ошибочна, так как доказано, что экспрессия антигенов самца происходит очень рано, так что иммунный ответ щенки кажется неизбежным, и все же он не происходит.

- Может какие-то вещества делают эти отцовские антигены невидимыми, ну или как-то защищенными?

- Нет, все происходит иначе, и это интересно. Вообще хорион – удивительная вещь. Он, к примеру, продуцирует специальный гормон, точнее – пептидный гормон, а именно – «хорионический гонадотропин».

- Стой…, - Джейн снова понадобилась пауза, чтобы записать это чудовищное буквосочетание. – Значит вот этот гонадотропин и…

- Нет, в организме часто можно найти очень длинные последовательности превращений, что и делает его уникальным в своей приспособляемости – если нарушается одна цепочка, моментально могут быть задействованы другие. Этот гонадотропин сам по себе делает следующее – он побуждает клетки плаценты и яичника вырабатывать «прогестерон». А прогестерон – это стероидный гормон, который имеет ряд очень важных функций, ну например он стимулирует поддержание достаточной толщины стенок матки и достаточной ее насыщенности кровеносными сосудами, но кроме этого – давай проследим дальше эту цепочку – он побуждает надпочечники плода вырабатывать соматомаммотропин. Более простое его название – «плацентарный лактоген» - думаю, что уже из этого названия тебе понятно, что он стимулирует развитие у щенки грудных желез и выработку молока… ну, что-то я далеко зашла, так трудно придерживаться одной темы, когда вокруг столько интересного:)

- Мне интересно, продолжай. – Джейн пробежала взглядом по своим записям. – Да, все понятно.

- Тогда вернемся к хориону. Ты уже поняла, что эта маленькая, кажущаяся простой прослойкой штуковина обладает уникальными свойствами, и одно из этих свойств – подавлять иммунную систему матери. Происходит это таким образом… - Марта запнулась и задумалась. – Еще одно отступление, чтобы ты все понимала. Наши иммунные реакции обусловлены клетками особого типа, которые называются «Т-лимфоциты». Как только Т-лимфоцит встречается с клеткой, содержащей чужеродный антиген главного комплекса тканевой совместимости, он сразу опознает ее как чужеродную, и в тот же миг начинается удивительное явление – Т-лимфоциты начинают стремительно делиться и возникают в большом количестве, и всей кучей они наваливаются на чужеродные клетки и разрушают их. Так вот, хорион выделяет вещество, которое полностью останавливает этот процесс деления Т-лимфоцитов, так что вокруг плода привычная для человека реакция отторжения не срабатывает.

- Здорово, офигительно, клево! – Джейн была в восторге и от того, что организм так удивительно устроен, и от того, что она это поняла.

- Но есть проблема. И эта проблема в какой-то степени является бичом щенок.

- Кажется, я понимаю! – Перебила ее Джейн. – Проблема в том, что воздействие плода на иммунную систему матери может оказаться чрезмерным, и отсюда – всё то разнообразие многочисленных болезней, связанных с материнством!

- Точно! – Подтвердила Марта. – И вот теперь наконец я могу сказать, чем я увлечена сейчас. Выяснилось, что хорион плода, вынашиваемого мордой, находящегося в атмосфере намерения, обращенного к нему, выделяет вещества, которые влияют на организм щенки намного более щадящее – настолько, что фактически мы так и не смогли обнаружить эффект угнетения иммунной системы нигде, кроме как в непосредственном окружении плода. Буквально сдвинься на ничтожную долю миллиметра в сторону от хориона, и Т-лимфоциты там так же зверствуют, как и раньше. Сейчас мы пытаемся понять – в чем же отличие нового вещества. Химический состав идентичен, это мы уже знаем, так что различия теперь можно поискать в изометрии молекул, а если и тут не найдем, пойдем еще глубже.

- Интересно:)

- На самом деле это только, так сказать, пена на поверхности – ты просто не представляешь, сколько нового мы открываем каждый день. И ты, если хочешь, можешь присоединиться к нашим исследованиям хоть сегодня, ты отдаешь себе в этом отчет?

- Я? Мне поздно:)

- В каком смысле?

- Ну, начинать наверное надо лет в семь…

- Почему?

- Ну… ну как почему?

- Ну так. Почему?

- Ну потому что сложно представить, что человек почти в тридцать лет начинает с нуля заниматься такой сложнейшей наукой и достигает какого-то успеха.

- Успеха? Сложно представить? Милая, ты просто бредишь. – Марта нахмурилась. – Ты что, с дерева упала? Головой?

- Да, похоже на то, - задумчиво пробормотала Джейн. – Оказывается, этот дикий стереотип по-прежнему живет во мне…

- И не просто «живет», он еще и убивает твою инициативу, твои радостные желания. Сейчас тебе двадцать пять? Все равно. Если последующие пятьдесят ты будешь заниматься генетикой, испытывая энтузиазм, радость познания, радость исследований и открытий, как ты думаешь, ты сможешь стать охуенным специалистом?

- Думаю, что да.

- Или ты собралась умирать в сто лет??

- Нет, не собралась.

- И тебе не кажется, что независимо от открытий ты сможешь получать удовольствие, занимаясь тем, что тебе очень интересно?

- Смогу. Но Марта, еще мне неясно… ты тратишь столько времени тут, в лаборатории, не приводит ли это к некоему перекосу в развитии? Ведь ты не можешь, к примеру, накапливать фрагменты, не можешь…

Смех Марты остановил ее.

- Ребенок ты, первоклашка фигова. Не могу набирать фрагменты, говоришь?:) Много ты знаешь о фрагментах. Когда перейдешь в третий класс, сможешь по другому увидеть всё то, что кажется таким сложным и непонятным!