"Евгений Лукин. Астроцерковь" - читать интересную книгу автора

бетоном и хмурым осенним небом.
Чуть поодаль высился еще один - такой же.
Руки пастыря крепко взялись за холодную дюралевую трубку перил, и он
понял, что стоит уже не у лифта, а на самом краю смотровой площадки.
Затем корабль потерял очертания, замерцал, расплылся...
- Никогда... - с невыносимой горечью шепнул пастырь. - Ни-ко-гда...
Потом спохватился и обратил внимание, что рядом с ним на перила
оперся еще кто-то. Пастырь повернул к нему просветленное, в слезах,
лицо, и они узнали друг друга. А узнав, резко выпрямились.
Перед пастырем стоял полный, неряшливо одетый мужчина лет пятидесяти.
Мощный залысый лоб, волосы, вздыбленные по сторонам макушки, как уши у
филина, тяжелые, брюзгливо сложенные губы.
- Вы? - изумленно и презрительно спросил он. Повернулся, чтобы уйти,
но был удержан.
- Постойте!
Каждый раз, когда пастырь оказывался на этой смотровой площадке, ему
хотелось не просто прощать врагам своим - хотелось взять врага за руку,
повернуться вместе с ним к металлическому чуду посреди бетонной равнины
- и смотреть, смотреть...
- Послушайте! - Пастырь в самом деле схватил мужчину за руку. - Ну
нельзя же до сих пор смотреть на меня волком!
Губы собеседника смялись в безобразной улыбке - рот съехал вниз и
вправо.
- Прикажете смотреть на вас влажными коровьими глазами?
- Нет, но... - Пастырь неопределенно повел плечом. - Мне кажется, что
вы хотя бы должны быть мне благодарны...
Со всей решительностью мужчина высвободил руку.
- Вот как? И позвольте узнать, за что же?
"Господи, - беспомощно подумал пастырь, - а ведь он бы мог понять
меня. Именно он. Кем бы мы были друг для друга, не столкни нас жизнь
лбами..."
- За то, что я не довел дело до скандала, - твердо сказал пастырь. -
Ведь если бы я после всей этой нехорошей истории начал против вас
процесс... Я уже не говорю о финансовой стороне дела - подумайте, что
стало бы с вашей репутацией! Известный ученый, передовые взгляды - и
вдруг донос, кляуза, клевета...
Глядя исподлобья, известный ученый нервно дергал замок своей куртки
то вверх, то вниз. Лицо его было угрюмо.
- Я понимаю вас, - мягко сказал пастырь. - Понимаю ваше раздражение,
но не я же, право, виноват в ваших бедах.
Мужчина дернул замок особенно резко и защемил ткань рубашки. Замок
заело, и это было последней каплей.
- А я виноват? - взорвался он, вскидывая на пастыря полные бешенства
глаза. - В чем же? В том, что мои исследования не имеют отношения к
военным разработкам? Или в том, что наш институт настолько нищий, что за
три года не смог наскрести достаточной суммы?.. Что там еще облегчать?
Мы облегчили все, что можно! Прибор теперь весит полтора килограмма! А я
не могу поднять его на орбиту, понимаете вы, не могу!.. Вместо него туда
поднимается ваша ангельская почта...
Здесь, перед храмом из металла, перед лицом звезд, они сводили друг с