"Евгений Лукин. Катали мы ваше солнце" - читать интересную книгу автора

кому-то загорбок!.. Привалил подворотню и двинулся по узкой тропинке
меж сугробов к дому.
Дед Пихто Твердятич сидел перед печкой на корточках и совал в
огненную утробу очередной стружечный жемок.
- Или погорельцев возьми, - сердито сказал он, не оборачиваясь. -
И лезут к нам, и лезут... Попрошайничают, колдуют... И ведь что
плетут: солнышко-де у них погорело!.. Не погорело оно, а просто
отвернулось от них от забродыг, вот и весь сказ...
Кудыка насупился и, не отвечая, поднялся к себе. Ночник стоял на
столе рядом со снарядцем. В трепетном желтоватом свете обозначались
сложенные в углу чурочки и дубовый винтовой жом для стружек,
задуманный и слаженный самим Кудыкой. Зарядишь в него всякого сора
древесного, закрутишь - и выходит стружечный жемок плотный-плотный. Ни
дать ни взять греческий кирпич, из каких печка сложена... В слободке
над Кудыкой посмеивались: додумался-де, в горнице работает! Так оно
ведь светлее, в горнице-то...
Кудыка еще раз взглянул на глухой переплет окна. Брюхо внятно
подсказывало, что пора бы уже и позавтракать. Однако до света, не
помолясь на ясно солнышко, завтракать было не принято. Вот еще
незадача-то... А ежели оно (солнышко то есть) вдруг возьмет и совсем
того... не взойдет?.. От такой мысли у Кудыки ерши [Ерши (берендейск.)
- зазубрины, мурашки.] по телу встали. Почуял хрупкость в ногах и
опустился на лавку с прислоном.
Трык-трык... Уставился на гуляющее туда-сюда колебало. Да уж не
часы ли он греческие сладил ненароком?.. Часы у берендеев были под
запретом - все, кроме солнечных. Даром, что ли, волхвы толкуют: не
людское это дело время мерить. Солнышко-то оно все видит. Обидится
добросиянное и вовсе скроется... Да нет, какие часы? Подлинные часы,
сказывают, из железа ладят, с цифирью...
Вдруг вскочил, сорвал с валика ремень с гирькой, разъединил
пупчатые колеса, снял колебало. Медный позвонок грянулся, звякнув, на
стол, покатился по кругу. Кудыка заметался по горенке, пряча резные
части разобранного снарядца среди чурок и за жомом. Рассовав,
остановился, тяжело дыша. Не вынес тишины и снова сбежал в подклет, к
деду. Тот сидел у печки и, кутаясь в шубейку, задумчиво пучил глаза.
- Дед, а, дед... - жалобно позвал Кудыка еще с лесенки.
Старый дед Пихто Твердятич очнулся и посмотрел на внука.
- Чего тебе?
- Да вот думаю... Сидим тут на тощее сердце... Вчерашнюю кашу не
разогреть ли?..
- И думать не смей! - Деда подбросило с лавки. - Совсем осерчает
солнышко - будешь тогда знать!..
Кудыка помялся, поправил светец и, присев рядом с дедом, уронил
плечи.
- Вот ты говоришь: погорельцы... - беспомощно начал он. -
Солнышко-де от них отвернулось... А почему отвернулось-то?..
Дед долго молчал, жевал губами.
- Согрешили, стало быть, вот и отвернулось, - недовольно ответил
он наконец.
- А как согрешили-то? Время мерили?