"Н.Лухманова. Девочки (повесть) " - читать интересную книгу автора

- Я так и знал, что эта девчонка испортит нам всю игру, мало ли какие
бывают случайности, на войне и людей убивают! - И, подняв меня с полу, он
приказал: - Держи передник, на, вот твоя коза... - Он сложил мне в передник
разрозненные части, провел за плечо через классную, канцелярскую, вывел за
городские ворота, снова щелкнул ключом, и до меня долетел его крик:
- Ребята, по местам, начинается война!
- Нянечка, нянечка! Ко-за, ко-о-за! - огласился коридор новым воплем, и
когда няня, обезумевшая от страха, подбежала ко мне, я стояла перед ней
грязная, опухшая от слез, лента исчезла с головы, и рыжие локоны торчали во
все стороны, батистовое платьице, белое с голубыми горошинками, представляло
собой одни лохмотья, сквозь дыру передника выглядывала одна козья нога.
- Господи! - могла только вскрикнуть няня, схватила меня на руки и
помчалась в детскую.
В детской было полутемно, в углу, у образа Божьей Матери, горела
лампада да на столе около няни стояла свеча, заслоненная от меня какой-то
картинкой. После катастрофы с козой няня умыла меня, причесала, убаюкала и
уложила в кровать. Но потом я проснулась и... снова залилась слезами.
- Господи Ты Боже мой! Вот горе нажила себе, - вздыхала Софьюшка, - ну
что я буду делать, захворает дитя! И барыни, как на грех, нету дома; пойду
хоть папеньку просить, чтобы пришел вас утешить...

VI
Отец. - Золотой шарик. - Волшебные кладовые. - Живая коза

Отца мы очень любили; бесспорно, любили и мать, но ее мы побаивались:
она всегда была слишком нарядна, не допускала нас ни бросаться ей на шею, ни
теребить за платье, взыскивала за малейший беспорядок в туалете или за
резкость манер. Но что стесняло нас больше всего - это ее требование, чтобы
мы говорили с ней по-французски, для чего ко мне каждый день на один час
приходила гувернантка, занимавшаяся с мальчиками, и учила меня тем
коротеньким, бессодержательным фразам, которыми умные дети здороваются,
прощаются, благодарят и просят. Эти маленькие фразы сдерживали нас больше,
чем всякие требования и наставления; по-французски нельзя было ни кричать,
ни капризничать, ни вообще распространяться, поэтому мы, дети, всегда при
матери умно молчали или повторяли, как попугаи, ответы, которые она сама за
нас составляла на свои же вопросы; только Андрюша, всеобщий любимец и
гордость, немедленно переходил на русский язык и нередко увлекал за собой и
нас до тех пор, пока строгая фраза "ne bavardes pas russe" (не говорите
по-русски (фр.)) не заставляла нас прикусить язык. С отцом было совсем не
то: встречая его в коридоре, приходя к нему в кабинет, мы вешались ему на
шею, целовали лицо, волосы, требовали гостинцев, подарков до тех пор, пока
он наконец не произносил:
- Ну, хорошо, я пошлю за мамашей, и все, что она позволит, я сейчас же
вам дам и сделаю!..
Андрей относился к этой фразе индифферентно, Федя - спокойно, потому
что во всем он был чрезвычайно благоразумен; у меня и у Ипполита обыкновенно
падал весь энтузиазм: он, страшно трусивший матери, немедленно убегал,
отказываясь от всего, я же закладывала руки за спину и укоряла отца:
- Если вы, папа, хотите жаловаться маменьке, так я к вам и ходить не
буду, я никому не жаловалась, когда вы раздавили мой золотой шарик.