"Татьяна Любушкина. Абуджайская шаль или история о начале " - читать интересную книгу автора

- Чем же тебе, Федор, у мельника не глянулось?
Федор огляделся по сторонам и, приблизившись к Перегудову вплотную,
отчего тот невольно отшатнулся, прошептал:
- А то, барин, что вы как хотите, а не ладно здесь. И деревня нехороша
и люди... Вы глаза-то у этого Данилы видели? Это где ж это видано, чтобы
глаз у человека, как у кошки по ночам светился? А я вам скажу барин, что и у
отца его - мельника и у родни ихней, все такие глаза! Я как в избу-то вошел,
так и обомлел, ровно нечисть по углам сидит, так глазищами-то и сверкают! И
на голове у них - шерсть! Право слово, барин Дмитрий Степанович, не волосы
это - шерсть! Не бывает у людей таких волос!
Перегудов потянул носом воздух, явно послышался сивушный запах.
- А ты ведь, Федор, выпил, - заключил Дмитрий Степанович.
- Это, барин, верно, - понурился кучер, - так ведь со страху, барин!
Ей-пра, со страху! Да нешто вы сами ничего не замечаете!?
- Ступай, Федор, спать, - ровным тоном, не терпящим возражений,
проговорил Перегудов, - коли у мельника не желаешь - в коляске уснешь. Ночи
нынче теплые - небось, не замерзнешь.
Развернулся и пошел к дому, и тут-то выползла из головы, глубоко
засевшая мыслишка: А прав, Федор, прав! Глаз-то у мальчишки уж больно
нехорош! Не правильный взгляд, не людской...
И слово это точно определило то смутное, неопределенное, что мучило
Дмитрия Степановича последние часы.
Долго еще, укладываясь спать в чужой неудобной постели, Перегудов
вспоминал весь прожитый день и охал и вздыхал и молился потихоньку, а после
не заметил, как и уснул.

* * *

Утром, Дмитрия Степановича разбудили птицы. Громкие и нахальные, они
осаждали кусты сирени, росшие возле самого окна, и дрались и переругивались
непонятно за что, временами заглядывая в открытое окно, с любопытством
наклоняя яркие хохлатые головы. Что же за пичуги? - подумалось Перегудову, -
эка, ведь век почитай прожил, а окромя воробьев да голубей и птиц-то не
знаю!. Спал Дмитрий Степанович не сказать, что долго, но чувствовал себя на
удивление хорошо отдохнувшим и страшно голодным. Одевшись и умывшись
приготовленною с вечера водою, Перегудов пошел осмотреться. Домик был всего
в четыре комнаты, где в одной проживал господин Мюллер с супругою Анной,
другая служила для гостей (коих впрочем, супруги Мюллер видели немного).
Самая большая комната - гостиная, где по праздникам господин Мюллер с женою
неизменно принимали семью местного священника (у священника было шестеро
детей, и бездетная чета Мюллер их баловала, хотя после посещения шумных
гостей Анна Мюллер страдала мигренью). Последняя маленькая каморка была для
прислуги. Там жила бабка Пелагея, женщина уже пожилая, но сильная. Была у
нее когда-то семья и муж и сыновья, да только младший сын помер еще в
младенчестве лет этак трех, хотя родился он уродцем и многие думали, что
Пелагея-то, кстати, от несчастного мученика избавилась. А старший сын ее с
мужем погибли на том страшном пожаре, где погорела старая барыня. Муж
Пелагеи служил там конюхом, а сынок-подросток ему помогал. Как сгорели они,
бабка волосы на себе рвала и два дня волчицей выла. Сама-то она пожара не
видела, уходила с бабами в подлесок коров доить. Ушла-то как раз ночью, под