"Рассказы о литературном институте" - читать интересную книгу автора (Белокопытов Александр)

НЕ О ПЬЯНКАХ-ГУЛЯНКАХ, А О ЛЮДЯХ

Читая мои рассказы — эти наспех пересказанные случаи, кто-то может подумать, что ничего-то хорошего, оказывается, в Литинституте и не было вовсе! А было одно поголовное чаепитие, разгильдяйство, самомнение и писательские амбиции с претензией на гениальность. А вот и нет! Было и происходило! Много и хорошего!

Просто писать о хорошем — неинтересно и скучно, хорошее всегда слишком — положительно, добропорядочно и рассудочно. И не вмещает в себя крайностей и изломов, не вмещает настоящей грусти, боли и даже — скорби. А миром правит грусть. И хорошая литература, это, прежде всего, грустная литература.

Поэтому рассказываю я совсем не о пьянках-гулянках, а прежде всего — о людях, за них и борьбу веду. Чтоб человек — человеком был. А если кто чего не так увидел, значит, у него глаза не на том месте посажены. Я не виноват.

Конечно, и чаепитие было, не без этого… И с чайниками, и с самоварами, и с гранеными стаканами — все как надо. Но стояло оно, отнюдь, не на первом месте.

А на первом месте стояло общение: интенсивное, насыщенное, обогащающее ум и сердце. А главенствовала в общении, конечно же, дружба, настоящая мужская дружба, солидарность и взаимовыручка.

Потом шло — чтение и сочинительство. Чтение — обязательное и каждодневное. Каждый насыщал голову и душу, чем считал нужным, и учебной литературой в том числе. А сочинительство — тут уж сам выбирай: когда писать, как писать и о чем. Хочешь — вымучивай, терзай себя, хочешь — жди момента, когда строки и строфы сами посыплются в тебя. У некоторых это получалось очень даже неплохо.

Потом шла — учеба. Без учебы тоже ведь никуда! Здесь дело обстояло так: посещать все лекции подряд было бы, конечно, неимоверно глупо. Каждый сам для себя избирал любимый предмет, или несколько, и посещал их. Ценность учебы в Литинституте могла определяться всего одним или двумя предметами. Смотря, что это за предмет и что за преподаватель. Даже один предмет мог вполне вмещать в себя всю остальную учебу.

И уж на самом последнем месте стояло застолье, и, соответственно, чаепитие. А где еще собраться мужчинам и поговорить обо всем, душевно и духовно обогатиться, как не за столом? А поговорить — много о чем надо. Бывает так, что дня и ночи не хватает, чтоб все переговорить.

И, конечно, все это чайком сопровождалось, возлияниями в легкой форме.

Литинститут — это не кружок любителей мудрости и уж никак не клуб трезвенников. И разговор сразу клеится — как надо, и человек человека с полуслова понимает, и душа душу греет. А уж о чем только не говорили! И за Царя, и за Родину, и за Веру! А потом — и за совесть, и за честь. Потому что честь тоже такая штука, что без нее — никуда. И о литературе тоже говорили, и о сочинительстве, но — в меньшей мере. Что толку? Тут даже и чай не мог помочь разобраться «что» и «как»? А «как» надо писать на самом деле, знают только те, которые — не пишут. А которые начинают писать и еще писателями становятся, те сразу начисто забывают, как надо это делать. Вот такой вот парадокс…

Конечно, и девушки в застольях присутствовали, обязательно… Куда же без девушек? Но о них я писать буду мало, только в случаях крайней необходимости. Моя задача здесь совсем иная — показать мужские типы, мужественные характеры и крепкое дружеское плечо. А если касаться девушек, то обязательно собьешься на любовные глупости и дурь — и завязнешь, и погрязнешь, и никак не выкарабкаешься… И они уже тогда и не девушки окажутся — а женщины! А женщина, до зубов вооруженная поэзией и прозой, это уже страшно. Поэтому пусть они остаются девушками и незримо присутствуют за столом и привносят необходимую теплоту и мягкость… Этого вполне достаточно.

А вообще я считаю, что девушки, как и женщины, должны быть, самыми простыми и земными, безо всяких стихов и прозы. Тогда все — на своем месте.

Поэтому в рассказах я отдаю предпочтение мужчинам, их стойкости, твердости, беззаветности и мужеству.

Многие из них состоялись как писатели, стали известными. Еще больше тех, которые писателями не стали, я считаю, что ничего страшного в этом нет. Может, даже это и к лучшему. Живут они где-то простой нормальной, человеческой жизнью, делают свое маленькое и большое полезное дело, безо всяких литературных претензий и одержимостей. Многих из них, увы, уже нет на белом свете…

А поэтому: память — павшим и слава — живущим.