"Ховард Филипс Лавкрафт. Запертая комната." - читать интересную книгу автора

толком ничего не сказал, а только делал какие-то смутные намеки по поводу
ситуации, сложившейся в доме после того, как тетю Сари заперли в комнате
над мельницей. Таким образом получалось, что обо всем происходившем в те
годы Зэбулон знал даже меньше того, что понял Эбнер, ознакомившись с
записями Лютера. Но он был в курсе того, что дед ведет эти записи, а
следовательно Лютер наверняка сказал ему, что установил некоторые факты.
Все эти короткие пометки очень походили на некие краткие тезисы для
последующих и более подробных записей; расшифровать их можно было лишь
человеку, который имел к ним ключ, и ключ этот заключался в том знании
общей ситуации, которым располагал сам Лютер Уотелей. Однако в последующих
записях старика отчетливо прослеживалась явная поспешность.
"Исчезла Ада Уилкерсон. Следы борьбы. В Данвиче очень неспокойно. Джон
Сойер погрозил мне кулаком - правда, с противоположной стороны улицы, где я
не мог его достать.
Понедельник. На сей раз Ховард Уилли. Нашли один башмак, а в нем его
нога!"
Записи подходили к концу. К сожалению, некоторые страницы были вырваны
- отдельные с явной злостью, резко, - однако оставалось совершенно
непонятным, зачем кому-то понадобилось столь непочтительным образом
обходиться с записями деда. Скорее всего, сделал это он сам. Возможно,
подумал Эбнер, Лютер почувствовал, что и так рассказал слишком много, а
потому решил уничтожить любые свидетельства, которые могли бы навести
будущего читателя на реальный след всего того, что было связано с
пожизненным заточением тети Сари. Что ж, по крайней мере в этом он вполне
преуспел.
Следующая запись вновь касалась таинственного Р.:
"Наконец-то вернулся Р."
Затем: "Заколотил гвоздями окна комнаты Сары".
И наконец: "Коль скоро он сбросил вес, его надо держать на строгой
диете, чтобы сохранять поддающийся контролю размер".
В сущности, это была самая загадочная фраза из всего того, что Эбнер
встречал выше. Имелось ли в виду, что "он" это и есть тот самый "Р."? Если
так, зачем его нужно было держать на строгой диете, и что Лютер Уотелей
имел в виду под контролем его размера? В том, что Эбнер прочитал до сих
пор, ответа на подобные вопросы не было - ни в данных записях, точнее, в
тех фрагментах, которые от них остались, ни в просмотренных перед этим
письмах.
Он отшвырнул от себя тетрадь, с трудом подавив в себе желание тотчас
же ее сжечь. Что и говорить, он был раздражен, тем более, что некое
тревожное чувство недвусмысленно указывало ему не необходимость как можно
скорее проникнуть в тайну этого зловещего дома.
Время было позднее; за окнами уже стемнело и вновь поднялся вездесущий
шум лягушек и козодоев, который, казалось, окружал дом со всех сторон. На
время вытеснив из своего сознания мысли о бессвязных заметках, над чтением
которых он проторчал почти весь вечер, Эбнер попытался восстановить в своей
памяти некоторые суеверия, которые имели хождение в их семье, особенно те
из них, которые занимали доминирующее место. Во многих из них кваканье
лягушек и пение козодоев и сов ассоциировалось со смертью, и на основе
этого в мозгу его словно сама собой вырисовалась связь с "земноводной
темой" - присутствие лягушек создавало перед его глазами гротескную