"Говард Ф.Лавкрафт, Огэст Дерлет. Возвращение к предкам" - читать интересную книгу автора

эксперименты, и вскоре уже я отстукивал на машинке очередную партию записей.
На этот раз расшифровка пошла намного труднее, чем прежде. Почерк его
портился прямо на глазах, а содержание записей зачастую было очень трудно
уловить. Несомненным было лишь то, что он еще больше углубился в прошлое. Я,
как и ранее, допускал, что мой кузен стал жертвой своего рода самогипноза и
черпал свои воспоминания не из наследственной памяти, а из прочитанных
некогда книг, где описывались наиболее яркие особенности жизни древних
обитателей лесов и пещер. С другой стороны, в текстах временами появлялись
обескураживающе очевидные признаки того, что упоминаемые факты не могли быть
взяты ни из каких-либо печатных изданий, ни даже из воспоминаний о таковых,
и что в этом случае могло послужить источником для причудливых хроник
Амброза, оставалось для меня загадкой.
Мы виделись с ним все реже, и в те нечастые моменты, когда это
происходило, я с беспокойством замечал, до какого истощения он доводит себя
наркотиками и голодовкой; кроме того, налицо были признаки умственной и
нравственной деградации. Он стал неряшлив, что было особенно заметно во
время приема пищи и не раз приводило к тому, что миссис Рид демонстративно
не выходила к обеду. Правда, теперь, когда Амброз покидал свою лабораторию
крайне редко, мы все чаще обедали без него.
Я не помню точно, когда произошли разительные перемены в поведении
кузена; кажется, к этому времени я прожил у него в доме немногим более двух
месяцев. Сегодня, когда я оглядываюсь на события тех дней, мне кажется, что
первым, кто заметил их приближение, был Джинджер, любимый пес кузена. Если
раньше это было самое послушное и воспитанное животное, какое только можно
вообразить, то с некоторых пор он стал часто лаять по ночам, а днем скулил и
слонялся по дому и двору с тревожным видом. Миссис Рид сказала о нем так:
"Эта собака чует или слышит нечто такое, что очень ей не нравится".
Возможно, она была права, но в тот раз я не придал ее словам особенного
значения.
Примерно в те же дни мой кузен решил вовсе не выходить из лаборатории и
поручил мне оставлять для него пищу на подносе у входа, а когда я попытался
ему возразить, он даже не отворил мне дверь. Приносимая мною пища зачастую
подолгу оставалась нетронутой, так что миссис Рид, в конце концов, просто
перестала разогревать ему обед, ибо в большинстве случаев он забирал его уже
тогда, когда тот остывал. Удивительно, но никто из нас ни разу не видел, как
Амброз забирает предназначенную для него еду: поднос мог оставаться на месте
час, два часа, даже три - а потом внезапно исчезал и через некоторое время
появлялся уже пустым.
Изменились и кулинарные пристрастия кузена. Если раньше он пил много
кофе, то теперь совершенно не признавал его и столь упорно возвращал чашку
нетронутой, что миссис Рид вскоре вовсе перестала утруждать себя
приготовлением этого напитка. Похоже, что Амброз становился все более
неравнодушным к простым блюдам - мясу, картофелю, хлебу, зелени - и,
напротив, не испытывал ни малейшего расположения к различного рода салатам и
запеканкам. Иногда на пустом подносе оказывались очередные листы с записями.
Это происходило очень редко, а записи были короткими и неудобочитаемыми, как
из-за почерка, так и по содержанию. Видимо, Амброзу с трудом удавалось
удерживать в пальцах карандаш, ибо строчки были нацарапаны крупными и
неуклюжими буквами и располагались на листах без всякого порядка. Впрочем,
чего еще можно было ждать от человека, в больших дозах принимающего