"Говард Ф.Лавкрафт, Огэст Дерлет. Лампа Адь-Хазреда (Перевод Ю. Кукуца)" - читать интересную книгу автора

принести ему определенную практическую пользу, не говоря уже о той ценности,
какую представляло собой это искусное изделие древних мастеров. В письме,
сопровождавшем последний дар деда, чья привязанность к внуку была
неизменной, а после ранней смерти родителей мальчика возросла еще больше,
говорилось, что лампа была извлечена из аравийской гробницы, воздвигнутой
еще на заре истории. Некогда она принадлежала какому-то полусумасшедшему
арабу, известному под именем Абдул Аль-Хазред, и была изготовлена мастерами
легендарного племени Ад, одного из четырех таинственных племен Аравии,
обитавшего на юге полуострова, в то время как племя Тхамуд кочевало на
севере, а Тасм и Джадис -- в центральной его части. Давным-давно лампу
обнаружили в заброшенном городе Ирем, Городе Столбов, возведенном Шедадом,
последним из деспотов Ада. Некоторые знают его как Безымянный город,
находившийся где-то в районе Хадрамаута. Другие же считают, что он был
погребен вечно движущимися песками аравийских пустынь, и, невидимый обычным
глазом, иногда случайно открывается взору избранных людей -- любимцев
Пророка. В заключение своего длинного письма Уиппл писал: "Она может
принести радость, будучи как зажженной, так и потушенной; и точно так же она
может принести боль. Это источник блаженства и ужаса".
Лампа Аль-Хазреда имела необычную форму, напоминая по виду небольшой
продолговатый горшок, с одной стороны к которому была прикреплена ручка, а с
другой находилось отверстие для фитиля. Лампа была изготовлена из металла,
похожего на золото и украшена множеством забавных рисунков, а также букв и
знаков, складывавшихся в слова на языке, незнакомом Филлипсу, чьи знания
охватывали несколько арабских диалектов, но были явно недостаточны для того,
чтобы прочесть надпись. Это был даже на санскрит, а гораздо более древний
язык, состоявший из букв и иероглифов, некоторые из которых представляли
собой пиктограммы. Весь день Филлипс чистил и драил лампу -- и, наконец,
налил в нее масло.
Тем вечером, отставив в сторону свечи и керосиновую лампу, столько лет
помогавшие ему в работе, он зажег лампу Аль-Хазреда. Его приятно удивили
присущая лампе теплота, постоянство пламени и яркость света. Однако у него
не было времени на изучение всех достоинств этого светильника. Нужно было
срочно закончить работу, и Филлипс погрузился в решение задачи,
заключавшейся в правке объемистого стихотворного опуса, начинавшегося
следующим образом:
Я помню то, что было до меня --
Далекую зарю Земного Дня
И первой жизни шаг, взращенной из огня
Стихийных битв -- задолго до меня...
И так далее -- все тем же архаичным слогом, уже давно вышедшем из
употребления. Тем не менее, архаика импонировала Филлипсу. Он до такой
степени жил прошлым, что разработал целое мировоззрение, скорее даже
собственное философское учение, о воздействии прошлого на настоящее. Его
идея отличалась холодной цветистостью и какой-то презирающей время и
пространство фантазией, которая с первых проблесков сознания была настолько
тесно связана с его сокровенными мыслями и чувствами, что любое дословное их
выражение выглядело бы в высшей степени искусственным, экзотическим и
выходящим за рамки общепринятых представлений, независимо от того, насколько
все это походило на правду. Десятилетиями грезы Филлипса были наполнены
тревожным ожиданием чего-то необъяснимого, связанного с окружающим пейзажем,