"Пьер Лоти. Рамунчо" - читать интересную книгу автора

переправились через Бидассоа под носом у испанских таможенников.
Нагромождение гор и облаков, весь мрачный хаос предшествующей ночи,
рассеялся почти внезапно, словно по мановению волшебной палочки. Пиренеи
утратили свои загадочные очертания и стали обыкновенными горами, в складках
которых еще таилась ночная тень, а вершины уже ясно вырисовывались на
светлеющем небе. Воздух стал таким восхитительно теплым и нежным, как будто
внезапно на смену осени пришло лето; ветер подул с юга, дивный южный ветер,
который в стране басков гонит прочь тучи, холода и туманы, оживляет все
своим дыханием, возвращает небу голубизну, делает бесконечными горизонты и
даже в разгар зимы на какое-то мгновение возвращает лето.
Лодочник, переправлявший контрабандистов во Францию, отталкивался
длинным шестом, и лодка медленно продвигалась вперед, готовая вот-вот сесть
на мель. В Бидассоа, протекающей на границе между Испанией и Францией, было
так мало воды, что ее пустое, плоское, казавшееся очень широким русло
напоминало небольшую пустыню.
Небо в преддверии восхода солнца уже окрасилось спокойным, чуть
розоватым светом. Было первое ноября, День Всех Святых, и там, очень далеко,
в мужском монастыре на испанском берегу уже раздавался колокольный звон,
сзывающий верующих на отмечаемый каждую осень большой церковный праздник.
Удобно устроившись в покачивающейся на волнах лодке, уже отдохнувший от
ночных трудов, Рамунчо блаженно вдыхал свежий утренний воздух. Он по-детски
радовался тому, что День Всех Святых обещает быть ясным и лучезарным, а
значит, праздник будет настоящим праздником: сначала торжественная месса,*
потом вся деревня соберется смотреть на игру в лапту, и наконец вечером, при
лунном свете, он будет танцевать фанданго** с Грациозой на площади перед
церковью.
______________
* Месса - католическая обедня.
** Фанданго - испанский народный танец умеренного движения,
сопровождаемый игрой на кастаньетах; тактовый размер трехдольный.

Мало-помалу Рамунчо утрачивал ощущение реальности своего физического
бытия. После бессонной ночи им овладевало блаженное оцепенение, свежее
дыхание утреннего ветерка сковывало тело и душу какой-то полудремой.
Впрочем, эти впечатления и ощущения были ему не внове. Возвращение из ночных
походов на рассвете, когда можно, уже ни о чем не тревожась, дремать в
лодке, было для Рамунчо делом привычным.
Устье Бидассоа, меняющееся в зависимости от времени суток, тоже было
ему знакомо в малейших подробностях. Два раза в день морской прилив
заполняет плоское русло реки, и тогда между Францией и Испанией рождается
озеро, прелестное маленькое море, покрытое рябью крохотных голубых волн, по
которым стремительно движутся мелкие суденышки; раздаются песни лодочников,
и мелодии старинных напевов сливаются с ритмичным плеском и скрипом весел.
Но когда на рассвете море отступает, между двумя странами образуется нечто
вроде низменной равнины неопределенного, переливающегося цвета, где люди
шагают босиком, а лодки приходится тащить почти волоком. Рамунчо и его
полусонные спутники находились уже посередине этой равнины. Небо начинало
светлеть, и окружающие предметы, скинув серое облачение ночи, обретали более
четкие очертания. Лодка легкими толчками продвигалась вперед, окруженная то
желтым бархатом песков, то коричневатой зеленью опасной для пешеходов тины.