"Евгений Федорович Лосев. Миронов " - читать интересную книгу автора

Однажды он устроил на хуторе целый переполох. Поздним утром, когда солнце
поднялось "в дуб", он вышел во двор в одних трусах и, развалившись на траве,
начал принимать солнечные ванны. Как будто ничего необыкновенного на первый
взгляд не случилось - молодой парень загорает... Но казаки понятия не имели,
что за одежда такая - трусы. И на людях показываться обнаженным, кроме мест
для купания, почиталось верхом неприличия, почти грехом. Купались мужчины и
женщины порознь, снимали с себя платье и, прикрыв рукой срамное место,
бросались в воду. Иногда парни, дурачась, захотят посмеяться над девчатами,
подкрадутся к месту их купания, утащат платье, и тогда девчата часами мокнут
в воде, визжа и проклиная озорников.
Даже в жару, на полевых работах, казаки не снимали рубах из суровины,
которые, несмотря на свою сверхпрочность, расползались от пота на их
натруженных спинах. А бабы укутывались так, что, казалось, задохнуться
можно, и только щелки, оставленные для глаз, спасали их - туда проникал
воздух.
А тут на тебе, во дворе лежит голый казак и загорает. Эта весть быстро
облетела хутор. И вот уже любопытные глаза заблестели сквозь неплотный
плетень, огораживающий подворье Пустоваловых.
Подбежала бабка Меланья, без которой ни одно событие хутора не
проходило, и, тыкаясь в плетень носом с красной загогулиной на конце, ударяя
себя по высохшим бедрам, громким шепотом запричитала:
- Бабоньки, срамота-то какая, почитай, голый валяется! Ей пра, без
порток лежит... Господи Иисусе... - Бабка перекрестилась, сплюнула от
возмущения и потрусила оповещать хутор.
А древний дед Архип ударил палкой по колышку плетня, строго сказал,
обращаясь к Сашке:
- Хоть ты и науки аж в самой станице проходишь, едят тебя мухи с
комарами, а позорить казачество тебе не дозволено. Сей же час одень портки и
ступай с глаз!
Когда говорят старшие - это закон; Под десятком пар насмешливых глаз
Сашка как ошпаренный вскочил, схватил подстилку и под свист и улюлюканье
хуторян бросился в курень.
В каникулы Сашка мечтал сблизиться с нареченной ему невестой. Давно
Пустоваловы и Кушнаревы решили породниться. Сейчас, стоя у дворовых ворот,
Сашка смотрел куда-то на верхушки верб в леваде, где горланило потомство
грачей, и перебирал в памяти краденые встречи, проведенные со своей юной и
пугливой невестой: "...Подрастет. Пообвыкнет... Галя... Ах и красивая же...
Какова-то еще будет..." Оторвавшись от воспоминаний, Сашка вперился в лицо
Фильки:
- Куда прешься, голоштанник? - Сашка криво усмехнулся и глянул на
засаленные до блеска Филькины портки из суровины с большими одутловатостями
на коленках, которые при ходьбе перекидывались справа налево, на посиневшие
от холодной росы в цыпках ноги, прищурился и, презрительно сплюнув под ноги,
лениво сквозь зубы процедил: - Пошел прочь! Шляются тут... Стянуть хочешь
чего-нибудь? - Сашка загородил дорогу, выставив руку с удочками.
- Я к твоей матери, ее очередь кормить...
- Еще чего захотел - кормить... Много вас тут дармоедов шляется... Вот
спущу с цепи Трезора, он тебе живо гуньи облатает!
Восемнадцатилетний Сашка был на три года старше Фильки. Держал себя
нагло и вызывающе, избалованный, воспитанный в богатстве и сытости.