"А.Ф.Лосев. Поздний эллинизм ("История античной эстетики" #6) " - читать интересную книгу автора

двух огромных историко-эстетических факторов, а именно неопифагореизма и
Филона Александрийского, которые в плане истории эстетики до сих пор
остаются не изученными. Дальше мы сочли необходимым говорить о прямых
предшественниках неоплатонизма, об общем происхождении неоплатонизма и об
его самом ярком представителе - Плотине. Ничего другого поместить в
настоящий том не оказалось возможным. Это обстоятельство, однако, нисколько
не мешает исследованию развития всего позднего эллинизма, а только выдвигает
на первый план то, что наиболее в нем существенно.

Часть Первая
УНИВЕРСАЛИСТСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ В ПРОЦЕССЕ ПОДГОТОВКИ
ПОЗДНЕЭЛЛИНИСТИЧЕСКОЙ ЭСТЕТИКИ

Достижение окончательного для античности эстетического универсализма
потребовало для себя много веков усиленных и напряженных исканий
эллинистически-римской мысли. Как это у нас показано в ИАЭ V, такого рода
искания начались даже еще в период раннего эллинизма, если иметь в виду
таких мыслителей II-I вв. до н.э., как Панеций и Посидоний, а также их
многочисленных последователей. В плоскости этих универсалистских исканий
необходимо рассмотреть две весьма пестрые и очень трудные для изложения
концепции, а именно ту, которая обычно числится за неопифагорейцами, и
Филона Александрийского. Греческая мысль ни в каком отношении не была
способна закончить свое развитие этими двумя концепциями. Но историческое
значение их все же огромное.
Хотя мы в настоящее время и не очень точно представляем себе границы
неопифагореизма в его полном различии с пифагорейством периода греческой
классики и хотя здесь перед нами открывается чрезвычайно пестрое и с большим
трудом сводимое к какому-нибудь единству философско-эстетическое
разнообразие, тем не менее интенсивное использование эстетики числа так или
иначе все же выступает здесь в достаточно яркой форме. А ведь принцип числа
есть не что иное, как принцип всеобщей структуры. И хотя такое пифагорейское
учение, как об изначальной Единице и Неопределенной Двоице, все еще не есть
завершение античной универсалистской эстетики, тем не менее всякий должен
сказать, что при всей пестроте и неопределенности состояния дошедших до нас
неопифагорейских текстов здесь мы весьма отчетливо ощущаем огромный шаг
вперед на путях универсалистских исканий и на путях отхода от индивидуализма
раннеэллинистической эпохи.
Другое такое же огромное явление, тоже ведущее античную эстетику к
окончательному универсализму, это эстетика Филона Александрийского (I в. до
н.э.). В целом этот писатель, несмотря на свое замечательное владение всеми
классическими материалами, остался навсегда чужд грекам потому, что его
основным философским интересом с начала и до конца оставалась библейская
тематика, поскольку Филон по преимуществу только и занимался платоническими
истолкованиями Библии. Во времена Филона греческие мыслители все еще
оставались убежденными язычниками и не могли переварить филоновского, то
есть чисто иудаистического мировоззрения. Но у Филона была одна черта,
которая поразила греческую мысль до самой ее последней глубины. Это было то,
что мы сейчас называем монотеизмом. Трудно исчислимое множество
последователей Филона в первый раз столкнулось с доктриной об абсолютном
первоединстве со всеми ее систематическими выводами, вплоть до всеобщего