"Алексей Федорович Лосев. Диалектика мифа " - читать интересную книгу автора

может только неосведомленность в предмете и невежество в науке вообще. Итак,
механика и физика новой Европы боролась с старой мифологией, но только
средствами своей собственной мифологии; "наука" не опровергла миф, а просто
только новый миф задавил старую мифологию, и - больше ничего. Чистая же
наука тут ровно ни при чем. Она применима к любой мифологии, - конечно, как
более или менее частный принцип. Если бы действительно наука опровергла
мифы, связанные с оборотничеством, то была бы невозможна вполне научная
теория относительности. И мы сейчас видим, как отнюдь не научные страсти
разгораются вокруг теории относительности. Это - вековой спор двух
мифологий.
И недаром на последнем съезде физиков в Москве пришли к выводу, что
выбор между Эйнштейном и Ньютоном есть вопрос веры, а не научного знания
самого по себе. Одним хочется распылить вселенную в холодное и черное
чудовище, в необъятное и неизмеримое ничто; другим же хочется собрать
вселенную в некий конечный и выразительный лик с рельефными складками и
чертами, с живыми и умными энергиями (хотя чаще всего ни те, ни другие
совсем не понимают и не осознают своих интимных интуиций, заставляющих их
рассуждать так, а не иначе).
Итак, наука как таковая ни с какой стороны не может разрушить мифа .
Она лишь его осознает и снимает с него некий рассудочный, например,
логический или числовой, план.

4. Миф не базируется на научном опыте

Набросавши эти краткие мысли об отношении мифологии и науки, мы видим
теперь всю их противоположность. Научные функции духа слишком отвлеченны,
чтобы лежать в основании мифологии. Для мифического сознания нет ровно
никакого научного опыта. Его ни в чем нельзя убедить. На островах Никобар
бывает болезнь от ветров, против чего туземцы совершают обряд "танангла".
Каждый год бывает эта болезнь, и каждый раз совершается этот обряд. Несмотря
на всю его видимую бесполезность, ничто не может убедить этих туземцев не
совершать его. Если бы тут действовало хотя бы минимальное "научное"
сознание и "научный" опыт, они скоро бы поняли бесполезность этого обряда.
Но ясно, что их мифология не имеет никакого "научного" значения и ни в какой
мере не есть для них "наука". Поэтому она "научно" неопровержима.
Кроме "научного" значения, этот мифически-магический акт может иметь
много других значений, которые и не снились Леви-Брюлю, приводящему этот акт
в качестве примера бессмысленности мифологии. Например, этот обряд может
даже и вовсе не иметь никаких утилитарно-медицинских целей. Быть может, и
самый северо-восточный муссон вовсе не рассматривается здесь как злое и
вредящее начало. Можно представить себе, что туземцы переживают его как акт
справедливого наказания или мудрого водительства со стороны божества и что
они вовсе не хотят избегнуть этого наказания, а хотят принять его с
достойным благоговением; и, быть может, обряд этот имеет как раз такое
значение. Да и мало ли какое значение может иметь этот обряд, если стать на
почву действительной мифологии? Исследователи вроде Леви-Брюля, для которых
мифология всегда ужасно плохая вещь, а наука всегда ужасно хорошая вещь,
никогда и не поймут ничего в обрядах, подобных "танангла". С их точки зрения
можно сказать только то, что это очень плохая наука и беспомощное детское
мышление, бессмысленное нагромождение идиотских манипуляций. Но это и