"Алексей Лосев. Жизнь" - читать интересную книгу автора

Да сколько же у тебя организмов? - отвечал тот. - В сердце (
организм, в легких - организм. А в голове небось тоже организм? А в желудке
тоже небось весь организм?
- А вот то-то и оно, - настаивал я. - Организм - один, а везде
сидит, весь целиком. Это тебе не гайка какая-нибудь, не винтик, который
взял, да отвернул, да другим заменил. Тут, брат, не смей отвинчивать: вся
машина погибнет.
- Ну и чего ж тут хорошего?
- А то хорошего, что все внутреннее здесь - вот оно, на ладони.
Внутреннее, оно и есть тут все внешнее. Идея, форма, сущность, смысл, все
это-хоть пальцем щупай. Вот оно, роднехонькое... Думаещь, внешнее. А оно
тебе не тут-то было. Кабы внешнее, так взял бы, да и заменил. А вот,
оказывается, вовсе не внешнее. Телесное, физическое, пальцами щупать можно,
а-не внешнее. Сама сущность пальцем тычется, носом нюхается, глазом
видится. Ну куда ж твой механизм?
- А я тебе скажу вот что, - продолжал Юрка. - Пусть так. Это
неважно. А вот ты что скажи. Волынка жизнь или не волынка? Сплошное
мямление, барахтание, переминание с ноги на ногу, косноязычие и бесконечный
ряд запинок, задержек, ссылок на постепенность или это сила, могущество,
идея, свет и обладание?
- Ну что ж такого? Жизнь меняется, вот и все.
- Да не меняется жизнь, а просто она слабоумие. Ну, если ученик не
скажет сразу, что пятью пять двадцать пять, а начнет думать, тереть себе
лоб, потеть, чесать в затылке, требовать органичности и постепенности,
косноязычно молотить всякий дряблый вздор и, наконец, после целого часа
усилий, догадок, воспоминаний, даст тебе ответ "двадцать четыре", то что ты
скажешь о таком ученике? Или он просто глуп и невежа, или, если он учился,
то это - слабоумие. Ведь так? А почему же ты жизнь не называешь слабоумием,
если она создает миллион мошек и людишек и только после этого миллиона вдруг
случайно захлестнет, и - появляется Пушкин, с тем чтобы потом опять прошли
десятилетия и столетия миллионов и миллиардов мошек-людишек, все это
бездарное марево - черт знает чего, какой-то бесконечной рыбьей икры,
которая тут же и гибнет, не успевши как следует на свет-то появиться?
- Да, конечно, - отвечал я. - Это - другая сторона вопроса...
- Это не другая сторона вопроса, - перебил меня Юрка, - а это и есть
только одно, что тут важно. Слепота - вот настоящее имя для твоей жизни.
Слепота - вот что такое организм. А механизм - это ясная мысль,
прекрасная, простая, красивая и, главное, честная мысль, без ужимок, без
кривляния, без буффонады, без грима и маскировки, без очковтирательства, без
истерики и трагедии, без хлестаковщины и без хамства, без...
- Да постой ты, фонтан красноречия, - перебил на этот раз уже я
своего собеседника. - Ты рисуешь картину органической жизни так, как будто
бы она сознательно кого-то обманывала. Ведь ты пойми: если она кого и
обманывает, то ведь только себя самое. Все эти твои запинки и моратории, все
эти волынки и очковтирательство, ведь это же все жизнь устраивает только
самой же себе. Кому еще? А тогда это не обман. Это просто действительность
такая...
Я тут чуть был не сказал "естество такое", подобно своему старому
учителю биологии Ивану Петровичу. И тут же сам понял, что говорю чушь.
- Вот именно, вот именно, - подтвердил мою мысль Юрка. - Вот именно,