"История Крестовых походов" - читать интересную книгу автораГлава 10 СОГЛАШЕНИЕ С ИМПЕРАТОРОМС рассветом наши люди начали облачаться в доспехи и готовить оружие, потому что они не слишком доверяли грекам. Из города один за другим выходили вестники, и все они рассказывали одно и то же. Предводители крестоносцев в согласии с дожем Венеции решили, что направят послов в город, чтобы разузнать, как там обстоят дела. Коль скоро то, что им поведали, окажется правдой, они потребуют от отца, чтобы тот подтвердил условия, которые взял на себя его сын, а иначе они не позволят цесаревичу вступить в город. Послами, избранными для этой миссии, стали Матье де Монморанси, Жоффруа, маршал Шампани, и еще два венецианца, назначенные дожем Венеции. Послов проводили до Влахернского дворца, и, когда им отворили ворота, они спешились. Греки расставили англичан и датчан с их секирами у ворот и дальше до главного входа во дворец. Войдя в здание, послы увидели императора Исаака II, облаченного в столь богатое одеяние, что напрасно было бы искать человека, одетого более роскошно. Рядом с ним сидела его жена. Императрица, очень красивая дама, была сестрой короля Венгрии. И там было столько других знатных мужей и дам, что нельзя было и шагу ступить. Особенно богато были разодеты дамы — так, что казалось, пышнее и быть не может. И все те, кто за день до того выступал против императора, сегодня были готовы отдать себя в его распоряжение. Послы подошли и встали перед императором Исааком; и он, и все остальные отнеслись к ним с великим почтением. Послы сказали, что хотели бы поговорить с ним с глазу на глаз от лица его сына и вождей крестоносцев. Он встал и перешел в другие покои, никого не взяв с собой, кроме императрицы, своего канцлера, толмача и четырех послов. Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани, взял слово от имени всех послов и сказал императору Исааку: «Ваше императорское величество, вы видите, какую службу мы оказали вашему сыну, и знаете, как выполнили свои обязательства по отношению к нему. Тем не менее мы не позволим ему войти сюда, пока он не даст нам подтверждения тех обязательств, которые взял по отношению к нам. И, будучи вашим сыном, он просит вас подтвердить их в том виде и таким образом, как он их принял». — «Каковы же эти обязательства?» — спросил император. «Я расскажу вам, — ответил посол. — Условия следующие. Прежде всего поставить всю империю в повиновение Риму, от которого она некогда отпала; потом, выдать двести тысяч марок серебром тем, кто находится в войске, и обеспечить малых и великих провизией на год. Доставить в Египет десять тысяч человек на своих кораблях и содержать их за свой счет в течение года; кроме того, до конца своей жизни содержать за свой счет в заморской земле пятьсот рыцарей, которые будут охранять эту землю. Таково соглашение, которое сын ваш заключил с нами. Он скрепил его клятвой и грамотами с печатями, причем дал гарантию и от имени вашего зятя короля Германии Филиппа. И теперь мы желаем, чтобы вы тоже подтвердили это соглашение». «Разумеется, — сказал император, — обязательства очень велики, и я не вижу, как они могут быть исполнены. И тем не менее вы оказали моему сыну и мне такую великую службу, что, если даже отдать вам всю империю, вы этого вполне заслуживаете». В ходе разговора было высказано много всяких слов и мнений, но в конце его император подтвердил обязательства в том виде, как их принял сын, скрепив клятвой и грамотами с золотой печатью. Одна из грамот была вручена послам, которые, покинув императора Исаака II, возвратились обратно в войско и сказали графам и другим сеньорам, что выполнили их поручение. Тогда бароны дружно уселись на коней и с превеликой радостью привели молодого человека в Константинополь к его отцу. При его появлении греки широко открыли перед ним ворота и радостными торжествами отпраздновали его возвращение. Взаимная радость отца и сына была еще больше, ибо они очень давно не виделись, а еще потому, что с Божьей помощью и при поддержке крестоносцев они были спасены от бедности и невзгод и вознеслись к самым вершинам власти. Весьма велика была радость также и в Константинополе и вне его, в лагере крестоносцев, по причине успеха и победы, которую даровал им Господь. На следующий день император и его сын попросили вождей крестоносцев Бога ради разместиться по другую сторону гавани, близ Эстанора, ибо если они расположатся в городе, то может возникнуть опасность распри с греками, в результате которой пострадает город. Сеньоры сказали, что они уже столько и всячески послужили цесаревичу и его отцу, что не могут отказать им в любой просьбе. Так что они разбили лагерь по другую сторону гавани, где и пребывали в мире и спокойствии, пользуясь изобилием всяческой провизии. Могу сказать, что многие наши люди отправлялись побывать в Константинополе, посмотреть на множество прекрасных дворцов и высоких церквей и подивиться на преуспеяние города, богаче которого не было с начала времен. Что же касается реликвий, то о них и говорить нечего, ибо в то время в городе их было столько же, сколько имелось во всем мире. Греки и французы установили дружеские отношения и вели между собой торг всякой всячиной. По общему согласию французов, венецианцев и греков было решено, что новый император будет коронован в начале августа, в праздник святого Петра. Так и было сделано. Коронация сына императора Исаака, Алексея IV, была отпразднована торжественно и с большими почестями, как в то время и полагалось по обычаям греческих (восточно-римских. — Ред.) императоров. Вскоре новый император начал выплачивать нашему войску часть денег, которые был должен. Они поделили деньги между собой так, что каждый получил столько, сколько он уплатил за перевоз из Венеции. Новый император часто навещал графов и других сеньоров в лагере и оказывал им большие почести. Конечно, он и должен был так себя вести, ибо они сослужили ему великую службу. Как-то он явился повидаться с сеньорами с глазу на глаз в шатре Балдуина, графа Фландрского. Туда частным же образом пригласили дожа Венеции и знатных баронов. Император выдвинул предложение: «Сеньоры, я стал императором милостью Божьей и благодаря вам; вы сослужили мне величайшую службу, какую когда-либо предоставляли христианину. Так знайте, что многие из моих приближенных лишь делают вид, что благоволят ко мне, а на самом деле вовсе меня не любят. И более того, все греки весьма раздражены тем, что я вашими силами обрел обратно свою империю. Близится срок вашего отбытия, и ваш уговор с венецианцами продлится лишь до Михайлова дня. Я не могу надеяться, что в такой короткий срок исполню все свои обязательства по отношению к вам. Должен сказать, что греки ненавидят меня из-за вас; если вы меня оставите, я потеряю свою империю, и меня предадут смерти. Сделайте то, о чем я вас прошу: если вы останетесь до марта, я обеспечу ваш флот еще на год, начиная с Михайлова дня, и не только оплачу пребывание здесь венецианцев, но и выдам все, что будет вам надобно вплоть до Пасхи. А за это время я сумею так укрепить положение дел в империи, что уже не потеряю ее. И тогда мои обязательства вам тоже будут исполнены, ибо я получу деньги, которые должны прийти ко мне со всех концов империи. Кроме того, у меня тогда будут корабли, чтобы плыть с вами или чтобы послать их с вашей армией, как я и обещал. И тогда у вас будет целое лето, чтобы воевать с сарацинами». Сеньоры сказали, что должны поговорить об этом без него. Они хорошо понимали, что император обрисовал им подлинную картину ситуации и что он глубоко убежден, что предложенный им курс является наилучшим и для него, и для них самих. Все же они ответили, что могут принять эти условия только с согласия всей армии, так что, выяснив ее мнение, они известят императора, как обстоят дела. Итак, император Алексей IV покинул их и возвратился обратно в Константинополь, а вожди крестоносцев остались в лагере и на следующий день собрали совет всех сеньоров, всех командиров войска и большей части рыцарей. Здесь и были им в точности переданы слова императора. И тут в войске возникло великое несогласие, как случалось не единожды. Вызвали его те, кто хотел, чтобы войско распалось, ибо им казалось, что все это дело тянется слишком долго. И та часть, которая вносила раздоры еще на Корфу, напомнила остальным об их клятвах и сказала: «Дайте нам корабли, как вы поклялись сделать, ибо мы намерены двинуться на них в Сирию». А другие убеждали их проявить терпение и говорили: «Сеньоры, Бога ради, да не омрачим честь, которую оказал нам Господь. Если мы сейчас двинемся в Сирию, то прибудем туда уже с наступлением зимы, когда воевать невозможно: таким образом, дело нашего Господа останется неисполненным. А вот если мы обождем до марта, то оставим этого императора в надежном положении и отправимся, имея вдосталь денег и провизии; мы сможем, попав в Сирию, двинуться оттуда в Египет. В любом случае флот наш останется с нами до самого Михайлова дня, а потом до Пасхи, потому что венецианцы не смогут зимой покинуть нас. И, таким образом, заморская земля может быть завоевана». Тех, кто хотел расколоть войско, не волновало, хороши или плохи их помыслы, лишь бы армия распалась. А те, кто хотел сохранить ее в целости, трудились, чтобы с Божьей помощью дело разрешилось следующим образом: венецианцы заключили новое соглашение, пообещав оставить на год, начиная с Михайлова дня, свой флот. Должен добавить, что и император Алексей IV дал им, сколько требовалось. Крестоносцы же, со своей стороны, торжественно поклялись венецианцам сохранить на тот же срок союз с ними, как уже было однажды сделано. И таким-то манером в войске были восстановлены мир и согласие. Но вскоре нас постигла великая беда. Матье де Монморанси, один из лучших рыцарей королевства Франция, один из самых почитаемых и любимых, заболел и скончался. Был глубокий траур и великая скорбь, причиненные войску кончиной одного лишь человека. Он был похоронен в церкви Святого Иоанна Иерусалимского госпиталя. Затем по совету греков и французов император Алексей IV c большим сопровождением отправился из Константинополя, чтобы установить мир в своей империи и привести ее всю под свою руку. С ним двинулась большая часть сеньоров, а другая осталась охранять лагерь. Среди тех, кто сопутствовал императору, были маркиз де Монферрат, граф Гуго де Сен-Поль, Анри, брат графа Фландрии и Эно Балдуина, Жак д'Авень, Гийом де Шамплитт, Гуго де Колиньи и много других. В лагере же остались граф Фландрии и Эно Балдуин, граф Луи Блуаский и Шартрский и большая часть крестоносцев. Во время похода императора по своим владениям все греки по обе стороны проливов подчинились его власти, принесли ему ленную присягу и уплатили дань, как своему государю — все, кроме одного (болгарского царя. — Ред.). В конце он захватил у них столько земель, что стал весьма могущественным царем. К северо-западу от проливов он захватил такую территорию, что теперь ему принадлежала едва ли не половина ее. Он не перешел под руку императора и не подчинился его власти. Пока император Алексей был в этом походе, в Константинополе приключилось событие, которое имело весьма печальные последствия. Случилась распря между греками и латинянами, которые проживали в Константинополе, — и последних было в городе довольно много. Какие-то люди — не могу сказать, кто они были, — по злобе учинили пожар. Огонь распространился и стал столь велик и ужасен, что никто не мог ни потушить, ни сбить пламя. И когда сеньоры войска, которые располагались по другую сторону гавани, узрели, как пылает город, они были весьма огорчены и охвачены великой жалостью, видя, как рушатся объятые пламенем высокие церкви и величественные дворцы и пламя пожирает широкие торговые улицы. Но они ничего не могли поделать. Огонь дошел таким образом до гавани и перекинулся за нее, в самую густонаселенную часть города, а с другой стороны он дошел до самого моря, совсем близко к базилике Святой Софии. Пожар свирепствовал целую неделю, и никто не мог потушить его. Ширина полыхавшего пламени простиралась чуть ли не на пол-лиги. Никто не мог бы точно подсчитать, каков был ущерб, причиненный пожаром, сколько ценностей и богатства сгорело, сколько погибло мужчин, женщин и детей. Никто из латинян, которые поселились в Константинополе, из каких бы земель они ни были, не отважился более там оставаться. Со своими женами и детьми, со своими пожитками, которые им удалось спасти из огня, они пересекли гавань, чтобы найти убежище в лагере крестоносцев. Их было немало, чуть ли не пятнадцать тысяч, от мала до велика. Позже, после того, как эти люди перебрались, выяснилось, что они оказались весьма полезны нам. Так распалось согласие между франками (т. е. французами и другими) и греками, ибо они уже никогда больше не общались столь дружески, как это было раньше. Никто не ведал, кого винить в таком охлаждении; и это тяжко воспринималось обеими сторонами. Примерно в это же время случилось событие, которое весьма опечалило баронов и остальную армию: умер монах цистерцианского (бернардинского) ордена аббат Лосский, который был святым и праведным человеком и всегда принимал интересы войска близко к сердцу. |
||
|