"Однажды орел…" - читать интересную книгу автора (Майрер Энтон)

ГЛАВА 4

– Это было просто ужасно, - сказал заместитель министра, - действительно ужасно. - Поднеся белый льняной платок к усам, он легким движением вытер их. - Фасад здания полностью разрушен. Погибших клали прямо на мостовую. Девять убитых, восемьдесят четыре раненых. Кажется, так, Гил?

– Да, сэр, - быстро откликнулся один из его помощников, - но они сказали, что еще не кончили разбирать развалины.

– Поразительно, что могут сделать две сотни фунтов пластика, - заметил Мессенджейл, глядя на поникшие в знойном полуденном безветрии деревья у кромки бассейна. - Поразительно и ужасно, когда взрывчатка попадает не в те руки, - добавил он.

– Неужели невозможно принять более эффективные меры но обеспечению безопасности? - Не без некоторого раздражения спросил заместитель министра. - Помнится, мы обсуждали этот вопрос на совещании во вторник. - Заместитель министра был явно потрясен видом разрушенного отеля «Ригорд», мимо которого они проехали сегодня на рассвете по пути из аэропорта. Мессенджейл довольно живо представил себе эту картину: изуродованный и закопченный фасад белого, выстроенного во французском колониальном стиле здания; завывание сирен машин «скорой помощи»; санитары, разбирающие завалы камня; груды разбитого в мельчайшие кусочки отвратительно хрустящего под ногами стекла; безжизненные, лежащие навзничь тела, кровь. Все это в мягком розовато-сиреневом свете раннего утра.

– Мы усилили караулы и установили несколько новых постов в различных местах, - ответил он на вопрос заместителя министра. - Нами приняты также и другие меры предосторожности. Но остановить трех-четырех членов созданного Хай Минем клуба самоубийц, поклявшихся взорвать ресторан или отель, чрезвычайно трудно. Когда сталкиваешься с фанатизмом такого рода, то слишком многого не сделаешь. К тому же мы находимся здесь на положении, лишь немногим отличающимся от статуса советников. Если бы мы располагали здесь крупными силами и обладали соответствующими полномочиями…

Он не закончил фразу и знаком велел слуге подать еще по одной порции спиртного. Было необходимо несколько разрядить обстановку. Гролет сидел как на иголках, и Мессенджейл украдкой бросил на подчиненного угрожающий взгляд. Излишняя нервозность и нетерпение губят дипломатический процесс. Они поговорили о разных незначительных делах, и, выбрав подходящий момент, Мессенджейл как бы вскользь спросил:

– А каково решение относительно нашей маленькой экскурсии в Китай? - хотя и предчувствовал, каков будет ответ.

– Решение было отрицательным. - В голосе заместителя министра слышались извиняющиеся нотки. - Министр полагает, что это предприятие повлечет за собой обязательства, непосильные для нас в данный момент. В Вашингтоне считают, что Россия и Китай не являются в настоящий момент неминуемыми противниками. - Заместитель министра помолчал, как бы размышляя. - В сущности, они считают сейчас более важным переговорить с генералом Хоань Чаком и, если возможно, добиться его поддержки. - Извиняющиеся нотки в голосе заместителя министра зазвучали еще сильнее. - Фактически я получил указание захватить в Пном Ду Дэмона и лететь с ним в Плей Хоа или в его окрестности для переговоров с Хоань Чаком.

С минуту Мессенджейл внимательно изучал свой гагатовый мундштук. Так-так, прямо-таки фантастично. И все этот ублюдок Дэмон. Приходится упускать такую изумительную, сверкающую всеми гранями возможность из-за того, что этот лицемерный тип своими заклинаниями накликал осуждение и разрушил его план. Отвратительно! Мессенджейл сделал глубокую затяжку и выпустил клубы сигаретного дыма.

Несмотря на то что заместитель министра торопился на встречу с Дэмоном, Мессенджейл уговорил его остаться на обед. Надеясь в глубине души на неблагоприятный исход переговоров с Хоа Чаком, он долго и красноречиво излагал ему свои взгляды на войну и дал уничтожающую характеристику Дэмону.

Заместитель министра сидел так же прямо, как и раньше, однако его серые глаза теперь посоловели и затуманились. На высоком гладком лбу под прядями волос блестела испарина. До чего же легко играть на тщеславии уроженцев Восточного побережья! Несмотря на столетия власти, милостей и наград, хилая порода этих людей тем не менее жаждет новых заверений, подтверждающих, что они по-прежнему обладают способностями, сильной волей и мощью, что они могут принимать безжалостные решения, порождающие триумфы. Реалисты, короче говоря.

– Реализм, - сказал Мессенджейл вслух в фыркнул. - Стало очень модно бросаться этим словом, правда? Приравнивать его к словам «цинизм», «варварство», «бесчеловечность»… Остается, однако, фактом, что война пришла к нам сюда, в Хотиен. И коль скоро она уже пришла, коль скоро мы вынуждены ее вести, то почему бы не заставить ее работать на нас? Почему бы не воспользоваться ею для того, чтобы подготовиться к грядущим конфликтам?

В глубине души Мессенджейл был уверен в том, что война будет расширяться. Она должна быть расширена, потому что это единственный логичный, с государственной точки зрения, шаг. Близится затоваривание потребительского рынка, промышленность ослаблена издержками и требованиями рабочих, дефицит платежного баланса становится угрожающим. Вся эта болтовня либералов насчет того, что война не является более орудием политики, всего лишь фразы, рассчитанные на дешевый эффект. В сущности, интервенция крупными силами в Хотиен была бы как раз тем, что в данной ситуации необходимо, если только у тех, кто сидит в Вашингтоне, хватит ума понять это. Перед нами не что иное, как заповеданная Хжоном Хэем «великолепная маленькая война», возродившаяся в середине двадцатого века, строго выдержанная в канонах американской военной традиции; война, в которую нет никакой необходимости втягивать народ; война, поддержанная большим бизнесом; война во исполнение охватывающих весь мир, освященных ныне законом и ставших бессрочными военных обязательств США; война, которая ведется на краю земли с минимальным, а то и вовсе с нулевым риском прийти в столкновение с крупной державой. В некотором смысле такая интервенция даже предпочтительнее рискованного нападения на Китай…

– Трудно избавиться от впечатления, - сказал Мессенджейл вслух, - что нас уносит, уносит в трясину безмятежности, благодушия, пассивности, нерешительности, застоя. Америке не хватает единства, сплоченности, понимания своего предназначения. Возникает весьма практический вопрос: нельзя ли использовать участие в каком-либо идеологическом конфликте вроде того, какой происходит здесь, в Хотиене, в качестве своеобразного фокуса экономических и психологических усилий американцев и тем самым осуществить частичную и насущно необходимую мобилизацию национальных ресурсов? Как вы полагаете?

Мессенджейл замолчал и отпил глоток коньяку. Дальше этого он заходить не будет. Это слабость большинства военных: они никогда не могут удержаться от того, чтобы не ляпнуть лишнее слово, то самое слово, которое обрушивает своды храма прямо на их упрямые головы. Ярким примером такой болтливости был этот Уокер в Корее… А Макартур! Он был злейшим врагом самому себе. Ему никогда и ни за что не следовало бы делать того злополучного заявления о том, что существует-де новая концепция, будто бы солдат обязан прежде всего быть предан родине и конституции, нежели тем, кто временно осуществляет исполнительную власть. Катастрофическое заявление. С того самого момента Макартур перестал существовать как политическая фигура в жизни Америки. Одно дело думать так, это хорошо, но ему никогда не нужно было высказывать подобного вслух. А Паттон!…

– Боже правый, уже четвертый час! - воскликнул заместитель министра, взглянув на часы. - Нам давно пора идти. В четыре часа у меня встреча с Дэмоном в Пном Ду. - Он стремительно поднялся на ноги. Его помощники последовали примеру начальника. Затем заместитель министра снял очки и слегка коснулся пальцами бровей и усов. На его высоком французском воротнике были пятна. - Отдаю должное вашему красноречию и кухне, Котни, но я должен бежать. - Направляясь к выходу, он спросил: - Можете ли вы заверить нас в том, что китайское коммунистическое правительство не будет активно вмешиваться в случае, если участие США в хотиенском конфликте потребуется расширить?

– Утверждаю это категорически, - ответил Мессенджейл. - Самыми важными данными из всех, полученных нашей разведкой здесь за последние три года, являются данные о том, что в подобном случае Китай не выступит. В этом мы уверены.

Заместитель министра кивнул головой, покусал дужку очков.

– То же самое утверждал штаб Макартура перед операцией на реке Ялу, - сказал он.

– Правильно. Но современная ситуация не совсем сходна с ситуацией того периода. Я уверен, что Фредерик Брокау поддержит меня в этом.

– А какую, по вашему мнению, позицию в таком конфликте займут наши союзники по СЕАТО?

– Я уверен, что они окажут нам искреннюю поддержку. В особенности Филиппины и Австралия.

Заместитель министра кивнул головой.

– Это интересно. Вы бы не составили для меня меморандум но этому вопросу к следующему моему приезду?

– Буду счастлив сделать это.

– И благодарю вас за это поистине королевское пиршество, Котни. Весьма благодарен. Я не едал ничего подобного со времен моей юности, прошедшей в посольстве в Париже.

Мессенджейл пожал протянутую ему руку.

– Я передам повару, он будет на седьмом небе от радости.

– Весьма признателен вам за исчерпывающую информацию.

– Всегда и с величайшим удовольствием к вашим услугам, - ответил Мессенджейл, распахивая дверь. - Счастливого пути, господин министр. Надеюсь на ваше скорое и успешное возвращение…

Четыре человека, составлявшие миссию Дэмона, сидели в паршивеньком, переполненном посетителями кафе неподалеку от аэродрома Пном Ду. Клонившееся к закату солнце изливало потоки расплавленного золота на металлические столы, на сидевших в непринужденных позах посетителей, на жестяные, некогда покрашенные розовой и желтой краской стены лачуг на противоположной стороне улицы. Порывы ветра поднимали маленькие вихри пыли и гнали обрывки бумаги и листья, мчавшиеся мимо них, словно лесные зверьки. То и дело в небо с напряженным ревом, заставлявшим содрогаться все вокруг, взмывали самолеты, и тогда разговоры смолкали. Потом самолет удалялся, растворялся в небе, и все продолжалось по-прежнему: пыль, ослепительный свет, дым от кухонных очагов, странный запах, к которому примешивались запахи йода, плесени, рыбы, старой меди… Этот запах напомнил устало сидящему в сплетенном из толстой проволоки кресле Сэму Дэмону запахи в Пасае на Филиппинах, а затем длинную комнату в Шармвиллере, на берегу Марны: там стоял такой же обманчивый, тревожащий аромат, аромат всегда манивших его чужбинных дорог.

Дэмон не мог стряхнуть с себя то чувство уныния, которое преследовало его весь этот день. Поначалу, получив закодированную радиограмму от заместителя министра, Дэмон воспрянул духом. Ему удалось невероятным, одному богу известным, в обход всех правил игры образом предотвратить осуществление безумного замысла грандиозной войны с Китаем. По крайней мере, на время. Но теперь, днем позже, его, все еще пошатывающегося от изнурительной дизентерии, убивающего время в ожидании самолета, одолевали сомнения и уныние. Он сказал то, что должен был сказать, и, произнеся свою речь, замедлил угрожающее развитие событий. Но его не покидало чувство, что в то время, пока он сидит здесь в бездействии, против него скрыто и неудержимо работают мощные и коварные силы. Мессенджейл избавится от него тем или иным образом, и тогда они повернут хотиенскую войну так, как им хочется.

Неподвижные отблески дня уныло меркли. Было поздно. По дороге, влекомая крестьянином-хотиенцем, который, сгорбившись, налегал на ручки, тащилась типичная в этих краях двухколесная тележка, а за ней - еще одна. При виде тележек сердце у Дэмона упало. Откуда это с каждой минутой нарастающее, тучей над ним нависшее ощущение отчаяния и подавленности? Дэмона охватывал страх. Мимо входа в кафе, держа карабины на ремне, вразвалку, обычной ленивой поступью, какой в любой стране и в любую эпоху ходят дозорные, прошли два солдата.

Опустив пальцы в правый нагрудный карман, Дэмон пошарил в нем и, нащупав стершуюся однофранковую монету, вытащил ее. Изображение девушки в фригийском колпаке и гирлянда из дубовых листьев почти стерлись: Дэмон едва мог различить профиль и контур глаз. Давным-давно он поднял монету на счастье и носил ее с собой с того памятного дня в Париже. Счастье… Старые солдаты знают, что если ты сделаешь даже все возможное, продержишься так долго и так стойко, как только можешь, то даже и в этом случае тебе потребуется хоть небольшое счастье. Что ж, у него было счастье, ему везло во многих случаях… - Генерал…

К нему обращался Форбс. Джои поднялся со своего места. Лица его людей были обращены на юго-восток, и, повернувшись в ту сторону, Дэмон услышал прерывистый низкий гул, увидел длинный неясный силуэт в небе, похожий на какую-то хищную птицу, парившую над залитыми багровым светом холмами. Бортовые огни самолета мигали торжественно и весело…

– Почти вовремя, - насмешливо сказал Джои Крайслер. - Что он там делал, устраивал какую-нибудь треклятую пресс-конференцию, что ли?

Огромный самолет шел на посадку, плавно снижаясь в теплом сумеречном воздухе, растворяясь в уже легших на землю фиолетовых тенях, сливаясь с тьмой. Вместе с ревом приближающегося самолета Дэмона охватило чувство всепоглощающего, парализующего, мертвящего ужаса. «Самолет разобьется, - тревожно подумал он. - Разобьется и, прежде чем кому-либо удастся добраться туда, сгорит, сгорит дотла там, в конце посадочной полосы». Но он остался сидеть на своем месте, инертный, поглощенный мрачными предчувствиями и отчаянием…

Нет, самолет коснулся земли, подпрыгнул, снова подпрыгнул, из-под его шасси взметнулись сдвоенные буруны пыли. Огромный и призрачный, он катил в направлении приземистых строений на дальнем конце аэродрома. В салоне самолета светились огни. Слава богу, не разбился и теперь подруливает к административному зданию. Из него выйдет заместитель министра в сопровождении своей небольшой свиты, и ему, Дэмону, надо взять себя в руки, приготовиться вновь вступить в схватку.

Внезапно все они оказались в шаре огня в грома. Огня в грома слишком большой для человеческих чувств силы. Дэмон оказался на земле, сидел на земле, а вокруг него в беспорядочном вихре во всех направлениях неслись какие-то частицы. «Бомба!» - молнией пронеслось в его сознании. Но ничего, кроме этого, он не в состоянии был понять. Как он попал сюда, на землю? В ушах стоял звон, а на его фоне - какие-то звуки, похожие на эхо в безлюдных ночных улицах. Совершенно оцепенев, он видел, как, сжимая в руках карабин, к нему ползет Джои, без фуражки, с почерневшим лицом, по его шее сбегает тоненькая струйка крови, весь левый рукав оторван. «Бомба», - снова пронеслось в его сознании. Да, конечно. Теперь он слышал звуки стрельбы, резкую трескотню автоматов. Джои очень спокойно, размеренно вел огонь; выскакивающие из его автомата латунные гильзы яркой, сверкающей струей сыпались на крышку стола. А почему, черт возьми, ничего не делает он, Дэмон? Почему он сидит и ничего не делает? Он начал было подниматься, но по всему его телу прокатилась волна нестерпимой жгучей боли. Он чувствовал себя выпотрошенным, липким, разваливающимся на куски. Выпотрошенным и разваливающимся. Он медленно посмотрел вниз: передней части рубахи и брюк нет, а там, где раньше был ремень, на его теле глубокая, липкая, сине-белая борозда.

– Ох, - простонал он или ему показалось, что простонал. «Ранен. Ранен, и на этот раз уже не зачинишь». Горячая кровь струилась из его тела, из его ног. Третье ранение, и теперь уж конец. Осторожно зажав живот обеими руками, Дэмон оглянулся…

Стрельба прекратилась. Кругом царила бессмысленная суматоха. Его окровавленные скользкие внутренности медленно вываливались между пальцами, и он не мог их удержать. «Выпотрошили генерала, - оцепенело подумал он, - распороли трехзвездного генерала. Крупный успех».

– Джои, - тихо сказал он, - Джои, они говорят, что мы всего-навсего роботы и подхалимы. Что мы - не имеющие собственных мозгов глупцы. Это не так. Опровергни эту ложь. Продолжай начатое мною дело и закрой путь этим ублюдкам. Какое значение имеет карьера одного человека, если он может сдержать роковое течение событий хоть ненадолго, даже совсем ненадолго? - Господи, как тяжело говорить. Сосредоточиться. Мысли разбегались, цеплялись друг за друга, ускользали… - Джои, вот единственное, что я понял за шестьдесят пять лет, единственное: романтический, расточительный, добродетельный поступок в конечном счете приносит пользу и приводит к добру, а практичный, рассчитанный на выгоду, удобный шаг всегда ведет к беде. Да. Запомни это. Джон, если тебе придется стать перед выбором - быть хорошим солдатом или быть хорошим человеком, то постарайся быть хорошим человеком… - Дэмон почувствовал, что жизнь покидает его. - Джои! - закричал он изо всех сил, но понял, что не издал ни малейшего звука. Он должен заставить Джон понять это! Боль снова усилилась, она пронизывала его иглами, опаляла огнем. Огромное грязное колесо продолжало крутиться. Он ничего не видел. - Я хочу видеть Джои. Подполковника Крайслера. - Почему они не подчиняются ему? Он должен поговорить с Джои, должен убедить его. Но его так качает… Его неумолимо несет в темную пучину. Нет. Собрав все свои силы, он попытался вырваться из потока, но понял, что не может. Он был совершенно обессилей, падал, падал…

– Здесь невозможно было что-нибудь сделать, подполковник, - сказал майор Шульц, скользнув взглядом по записям в регистрационном медицинском журнале. - На нем не осталось живого места. А с такой дырой в печени…

– Да, - ответил подполковник Крайслер. Он стоял в изножии койки и пристально смотрел на тело генерала. Рука и шея Крайслера были забинтованы. На его крупном лице со вздернутым носом застыло выражение опустошенности. - Понятно.

– Он был сложен как лошадь, - заметил капитан Делани. Шульц сердито посмотрел на него. Это замечание Делани было верхом бестактности. Чтобы сгладить впечатление от оплошности коллеги, Шульц спросил:

– Сколько ему было лет?

– Шестьдесят пять, - ответил Крайслер. Казалось, он не мог отвести взгляда от лица Дэмона. - Он был великий боевой командир, - сказал он резким, неожиданно зловещим голосом.

– Да, сэр, - ответил Шульц. - Разумеется. Весьма прискорбная потеря.

– Да…

– Да, - вздохнул Делани, - еще одно очко в пользу Хай Миня.

Шульц снова бросил на своего помощника осуждающий взгляд, но Крайслер лишь кивнул головой.

– Они заплатят за это. - Голос Крайслера был негромок, но в нем прозвучала такая сталь, что у Шульца мороз прошел по коже. - Они должны заплатить, и они заплатят… - Крайслер медленно подошел к краю кровати и напряженно посмотрел на бескровное лицо Дэмона. - Он был величайшим боевым командиром из всех, когда-либо служивших в этой дерьмовой американской армии. Что бы там ни говорили. - Он повернулся и быстро вышел из госпитальной палаты.

Шульц медленно натянул простыню на голову покойного генерала.