"Джек Лондон. Шутники с Нью-Гиббона" - читать интересную книгу автора

одежды, Кохо тоже предпочитал ходить голым и обходился даже без
набедренной повязки. Многочисленные дырки в носу, губах и ушах
свидетельствовали о том, что когда-то Кохо обуревала страсть к украшениям.
Мочки его ушей были разорваны, и величину бывших отверстий можно было
легко определить по длинным полоскам иссохшего мяса, свисающим до самых
плеч. Теперь он заботился только об удобствах и одну из шести дырок в
правом ухе приспособил под короткую глиняную трубку. На нем был широкий
дешевый пояс из искусственной кожи, а за поясом блестело лезвие длинного
ножа. На поясе висела бамбуковая коробка с бетелем. В руке он держал
короткоствольную крупнокалиберную винтовку системы Снайдер. Он был
невообразимо грязен, весь в шрамах, и самый ужасный шрам оставила на левой
ноге пуля винтовки Ли-Энфилда, вырвав у него половину икры. Впалый рот
говорил о том, как мало зубов осталось у Кохо. Лицо его сморщилось, тело
высохло, и лишь маленькие черные глаза ярко блестели, и в них было столько
беспокойства и затаенной тоски, что они были больше похожи на обезьяньи
глаза, чем на человеческие.
Он смотрел и усмехался, как маленькая злая обезьянка. Нет ничего
удивительного в том, что он испытывал удовольствие при виде страданий
пациента, ибо мир, в котором он жил, был миром страданий. Ему не раз
причиняли боль, и еще чаще он причинял ее другим. Когда больной зуб был
наконец вырван и щипцы, проскрежетав по другим зубам, вытащили его наружу,
глаза старого Кохо радостно сверкнули. Он с восторгом смотрел на беднягу,
который упал на пол и отчаянно вопил, сжимая руками голову.
- Как бы он не потерял сознание, - сказал Гриф, склоняясь над негром.
- Капитан Уорд, дайте ему, пожалуйста, выпить. И вам самому надо выпить,
Уорс, вы дрожите, как осиновый лист.
- Пожалуй, и я выпью глоток, - сказал Валленштейн, вытирая со лба
пот. Вдруг он увидел на полу тень Кохо, а потом и самого вождя. - Хэлло!
Это кто такой?
- Здравствуй, Кохо! - сердечно приветствовал его Гриф, но здороваться
за руку не стал.
Когда Кохо родился, колдуны запретили ему прикасаться к белому
человеку, и это стало табу.
Уорс и капитан "Уондера" Уорд тоже поздоровались с Кохо, но Уорс
нахмурился, когда увидел в руках Кохо снайдер, ибо строго-настрого
запретил бушменам приносить на плантацию огнестрельное оружие. Это тоже
было табу. Управляющий хлопнул в ладоши, и тотчас же прибежал
мальчик-слуга, завербованный в Сан-Кристобале. По знаку Уорса он отобрал у
Кохо винтовку и унес ее внутрь бунгало.
- Кохо, - сказал Гриф, представляя немецкого резидента, - это большой
хозяин из Бугенвиля, да-да, очень большой хозяин.
Кохо, очевидно, припомнил визиты немецких крейсеров и усмехнулся, а в
глазах у него вспыхнул недобрый огонек.
- Не здоровайтесь с ним за руку, Валленштейн, - предупредил Гриф. -
Это табу, понимаете? - Потом он сказал Кохо: - Честное слово, ты стал
очень уж жирный. Не хочешь ли жениться на новой Марии? А?
- Мой очень старый, - ответил Кохо, устало качая головой. - Мой не
любит Мария. Мой не любит кай-кай (пищу). Скоро мой совсем умрет. - Он
выразительно посмотрел на Уорса, который допивал стакан, запрокинув
голову. - Мой любит ром.