"Джек Лондон. Нам-Бок - лжец." - читать интересную книгу автора

желудок его не так вынослив, как в былые времена, и он в отчаянии поспешил
набить трубку и закурить. Люди шумно ели и наблюдали за ним. Не многие из
них могли похвастаться близким знакомством с этим драгоценным зельем, хотя
оно порой попадало к ним - понемножку и самого скверного сорта - от
северных эскимосов в обмен на другие товары. Кугах, сидевший рядом с ним,
дал ему понять, что и он не прочь бы разок затянуться, и в промежутке
между двумя кусками рыбы вложил в рот янтарный мундштук и принялся
посасывать его вымазанными жиром губами. Увидев это, Нам-Бок дрожащей
рукой схватился за живот и отвел протянутую обратно трубку. Пусть Кугах
оставит трубку себе, сказал он, потому что он с самого начала намеревался
почтить его этим подношением. И все стали облизывать пальцы и хвалить
щедрость Нам-Бока.
Опи-Куон поднялся.
- А теперь, о Нам-Бок, пир кончен, и мы хотим послушать об
удивительных вещах, которые ты видел.
Рыбаки захлопали в ладоши и, разложив около себя свою работу,
приготовились слушать. Мужчины строгали копья и занимались резьбой по
кости, а женщины соскабливали жир с котиковых шкур и разминали их и шили
одежду нитками из сухожилий. Нам-Бок окинул взглядом всю эту картину и не
увидел в ней той прелести, какую, по воспоминаниям, ожидал найти. В годы
своих скитаний он с удовольствием рисовал себе такую именно картину, но
сейчас, когда она была перед его глазами, он чувствовал разочарование.
Убогая и жалкая жизнь, думалось ему; она не идет ни в какое сравнение с
жизнью, к которой он теперь привык. Все-таки кое-что им расскажет, он
приоткроет им глаза, - и при этой мысли глаза его заблестели.
- Братья, - начал он с благодушным самодовольством человека,
готовящегося поведать о своих подвигах. - Братья, когда много лет назад я
ушел от вас, было позднее лето и погода стояла такая точно, какая обещает
быть сейчас. Вы все помните тот день: чайки летали низко, с суши дул
сильный ветер, и я не мог одолеть его на своей байдарке. Я плотно затянул
покрышку, чтобы вода не попала внутрь, и всю ночь боролся с бурей. А утром
земли уже не было видно - одно море - и ветер с суши по-прежнему держал
меня в руках и гнал перед собой. Три раза ночь сменялась бледным
рассветом, а земли все не было видно, и береговой ветер все не отпускал
меня. И когда наступил четвертый день, я был как безумный. Я не мог
работать веслом, потому что ослабел от голода, а голова моя кружилась и
кружилась - так меня мучила жажда. Но море уже утихло, и дул теплый южный
ветер, и когда я посмотрел вокруг, то увидел такое зрелище, что подумал,
не сошел ли я и вправду с ума.
Нам-Бок остановился, чтобы вытащить волоконце лососины, застрявшее в
зубах, а окружавшие его мужчины и женщины ждали, бросив работу и вытянув
шеи.
- Это была лодка, большая лодка. Если все лодки, какие я когда-либо
видел, сложить в одну, она все-таки не будет такой большой.
Послышались возгласы сомнений, и Кугах, насчитывавший много лет
жизни, покачал головой.
- Если б каждая байдарка была все равно что песчинка, - продолжал
утверждать Нам-Бок, - и если б байдарок было столько, сколько песчинок на
этом берегу, и то из них не составилась бы такая большая лодка, какую я
увидал на четвертый день. Это была очень большая лодка, и называлась она