"Джек Лондон. Сэмюэль" - читать интересную книгу автора

обыкновению, заревел, глядя на солнце. Вижу, старый Том вздрогнул и
уставился на него. А тот мотает себе своей большой башкой, жмурится и
ревет, как осел. Тут Том не выдержал. На него вдруг что-то нашло: как
вскочит да как треснет идиота рукояткой мотыги по голове, и еще раз, еще -
все бил, бил, будто перед ним бешеная собака. Потом пошел на конюшню и
повесился на балке.
После этого я не хотела оставаться у них в доме и перебралась к своей
сестре, той, которая замужем за Джоном Мартином. Они хорошо живут.


Я сидел на скамейке перед кухонной дверью и смотрел на Маргарет
Хэнен, а она мозолистым пальцем уминала горящий табак в трубке и смотрела
на окутанные сумраком поля. Это была та самая скамейка, на которой сидел
Том в последний, страшный день своей жизни. А Маргарет сидела на пороге,
где рожденное ею чудовище так часто грелось на солнце и, мотая головой,
ревело по-ослиному. Мы беседовали вот уж около часа.
Маргарет отвечала мне все с тем же неторопливым спокойствием
человека, уверенного, что у него впереди вечность, - спокойствием, которое
так шло к ней. Но я, хоть убейте, не мог угадать, какие побуждения
скрывались в темной глубине этой души. Была ли она мученицей за правду,
могла ли она поклоняться столь абстрактной святыне? Может быть, в тот
далекий день, когда эта женщина назвала своего первенца Сэмюэлем, она
служила абстрактной истине, которая представлялась ей высшей целью
человеческих стремлений?
Или в ней попросту говорило слепое животное упорство - упорство
заартачившейся лошади? Тупое своеволие крестьянки? Что это было - каприз,
фантазия? Единственный заскок ума, во всем остальном очень здравого и
трезвого? Или, напротив, в ней жил дух Джордано Бруно? Может быть, она
упорствовала потому, что была убеждена в своей правоте? Может быть, с ее
стороны это была стойкая и сознательная борьба против суеверия? Или -
мелькнула у меня более хитроумная догадка - быть может, она сама была во
власти какого-то глубокого и сильного суеверия, особого рода фетишизма,
альфой и омегой которого было это загадочное пристрастие к имени Сэмюэль?
- Вот вы сами скажите, - говорила мне Маргарет. - Неужели, если бы я
своего второго Сэмюэля назвала Лэрри, так он не упал бы в кипяток и не
захлебнулся бы? Между нами говоря, сэр (вы, я вижу, человек умный и
образованный), - разве имя может иметь какое-нибудь значение? Разве, если
бы его звали Лэрри или Майкл, у нас в тот день не было бы стирки, и он не
мог бы упасть в котел? Неужели кипяток не был бы кипятком и не ошпарил бы
ребенка, если бы ребенок назывался не Сэмюэль, а как-нибудь иначе?
Я согласился, что она рассуждает правильно, и Маргарет продолжала:
- Неужели такой пустяк, как имя, может изменить волю господа?
Выходит, что миром правит случай, а бог - слабое, капризное существо,
которое может изменить человеческую судьбу только из-за того, что какой-то
червь земной, Маргарет Хэнен, вздумала назвать своего ребенка Сэмюэлем?
Вот, например, мой сын Джэми не хотел принять на свое судно одного
матроса, финна, - знаете, почему? Он верит, что финны могут накликать
дурную погоду. Как будто они распоряжаются ветрами! Что вы на это скажете?
Вы тоже думаете, что господь, посылающий ветер, склонит голову сверху и
станет слушать какого-то финна, который сидит на баке грязной шхуны?