"Джек Лондон. Китаеза" - читать интересную книгу автора

После этого они ехали молча. От Папити до Антимаоне двадцать миль, и
когда А Чо решился снова заговорить, более полпути было уже сделано.
- Я видел вас на суде, когда почтенный судья разбирал наше дело, -
начал он. - Так вот, не потрудитесь ли вы вспомнить, что А Чоу, которому
должны отрубить голову... Да вы, конечно, помните, что он - я хочу сказать
А Чоу - высокого роста? А теперь посмотрите на меня...
Он неожиданно поднялся, и Крюшо увидел, что его спутник человек
низкорослый. Так же неожиданно в памяти Крюшо возникла длинная фигура А
Чоу. Конечно, А Чоу высокого роста. Для жандарма все китайцы были на одно
лицо и как две капли воды походили друг на друга. Но отличить высокого от
низкорослого он все же мог и теперь вынужден был признать, что рядом с ним
в тележке сидит не тот заключенный. Крюшо так резко осадил мулов, что
дышло выперло вперед и приподняло хомуты.
- Теперь вы видите, что это ошибка? - вежливо улыбаясь, сказал А Чо.
Но Крюшо размышлял. Он уже пожалел, что остановил мулов. Об ошибке
судьи он ничего не знал и не мог разобраться в ней своим умом, одно только
он знал твердо: ему сдали на руки этого китаезу, чтобы отвезти его в
Антимаоне, и туда его и надо везти по долгу службы. Может быть, это и не
тот человек и ему зря отрубят голову. Но ведь это только китаеза, а что
такое китаеза в конце концов? Кроме того, тут, может быть, и нет никакой
ошибки. Почем он знает, что на уме у начальства? Это их дело, им видней. И
кто он такой, чтобы думать за них? Когда-то он попробовал за них подумать,
так сержант сказал ему: "Ты, Крюшо, олух! Заруби себе это на носу. Твое
дело не думать, а повиноваться, - думать предоставь тем, кто поумнее
тебя". Вспомнив об этом, Крюшо даже покраснел от стыда. Потом, если он
повернет назад в Папити, казнь в Антимаоне задержится, а если он к тому же
окажется не прав, то получит хороший нагоняй от сержанта. Да и в Папити
ему не избежать выговора.
Крюшо хлестнул мулов, и тележка покатила дальше. Он взглянул на часы.
И так уж опоздали на полчаса, и сержант, конечно, будет ругаться. Он
погнал мулов еще быстрей. И чем настойчивее А Чо твердил ему об ошибке,
тем упорнее молчал Крюшо. Уверенность, что он везет не того заключенного,
не могла улучшить его настроение. Но сам-то он тут ни при чем - ведь,
поступая неправильно, он поступает по правилам! А Крюшо, - лишь бы не
навлечь на себя гнева сержанта, - с готовностью препроводил бы на тот свет
хоть с десяток ни в чем неповинных китаез.
Что же касается А Чо, то, после того как жандарм ударил его по голове
рукояткой кнута и грозно приказал замолчать, - ему ничего другого не
оставалось. Так они продолжали свой долгий путь молча. А Чо размышлял о
том, как непонятны все поступки иностранных дьяволов. Им не найдешь
никакого объяснения. То, что они делают с ним сейчас, под стать всем
прочим их действиям. Сперва они обвинили в убийстве пятерых невинных
людей, теперь хотят отрезать голову тому, которого даже сами в своем
невежестве признали заслуживающим только двадцати лет каторги. И он ничего
не может поделать. Ему остается только сидеть сложа руки и ждать, что
решат за него эти повелители жизни и смерти. Была минута, когда его
охватил ужас и по всему телу выступил холодный пот, потом он пересилил
себя. Он старался покориться своей судьбе, вспоминая и повторяя отрывок из
"Ин Чи-Вен" ("Трактата о пути к спокойствию"); но вместо этого ему упорно
представлялся сад покоя и размышления. Это сбивало его, и, наконец, он