"Александр Ломм. "Ночной Орел" (про войну)" - читать интересную книгу автора

мозг оцепенел, отказываясь принять свершившееся, но тут же снова включился
и заработал с небывалой силой, словно машина, сорвавшаяся со всех тормозов.
До земли оставалось сорок секунд стремительного падения, сорок секунд
жизни.
Стараясь подавить ужас, Кожин бросил дрожащую руку к кольцу запасного
парашюта.
Но пальцы его впустую скользнули по бедру. Вспомнил: запасного нет, сам
перед вылетом выпросил у майора разрешение не брать - на рацию сослался:
Гибельно, неотвратимо неслась навстречу грозная чужая земля. Все, конец:
Мгновенными яркими видениями мелькнули родные лица: мать, сестренка
Валька: И тут же без всякой связи вспыхнула в памяти сценка из далекого
детства.
Прокопьевск, поселок Тырган на самой кромке отступающей тайги. Яркий
солнечный день. Воздух по-особенному чист и упруг. Шестилетний Ваня Кожин
бежит к своему дружку поиграть в чижик. Вот на пути широкий ров. Мальчик с
разбегу отталкивается, подпрыгивает и легко перелетает через препятствие.
Казалось, сам воздух перенес его. Чудесное, радостное чувство полета,
чувство полной свободы!..
Если бы оно пришло сейчас! Если бы:
Все ближе и ближе огни сигнальных костров. Кажется, и фигурки людей
можно уже возле них различить. А спрятанные где-то в глубинах подсознания
часы упорно отсчитывают последние секунды: :девять, десять, одиннадцать:
Нужно, нужно еще раз перед смертью пережить то удивительное состояние,
которое было тогда, в детстве! Пронзительное ощущение победы над силой
тяжести! А потом:
Двадцать один, двадцать два, двадцать три:
Кожин изо всех сил сжал зубы. Тренированное мускулистое тело
напряглось, яростно сопротивляясь падению. Он не понимал, чего от себя
добивается. Это было отчаянное желание жить, приступ безумия, титаническое
напряжение воли на грани неизбежной смерти.
"Скорее! Скорее! Ведь я в воздухе! Оно должно, обязательно должно
прийти!"
И оно пришло.
Каждая клетка в теле Кожина прониклась вдруг ликующим чувством свободы
и беспредельного счастья. Страшная сила, влекущая к земле и угрожающая
уничтожить сокрушительным ударом об землю, куда-то вдруг ушла, словно
растворилась во тьме.
Замер свист ветра в ушах. Воздух перестал быть неуловимой пустотой - он
теперь нес, держал, пружинил, как туго натянутая парусина.
Огни костров, стремительно летевшие навстречу, остановились, словно в
удивлении, потом дрогнули, полетели в сторону и утонули в чернильном мраке.
Исчезло все: время, пространство, события. Это был теперь не сержант
Кожин, а просто никто, попавший в никуда. Остались только непроглядная
ночь, прохлада на лице, Да смутно знакомая сладостная отрешенность в
окаменевшем от напряжения теле.
Часы подсознания остановились. Но на наручных светящаяся стрелка
продолжает бегать по кругу: что ни шаг - секунда, что ни круг - минута.
Пусть бегает! Глаза видят ее, но сознание не воспринимает: Одна минута,
вторая, третья: Нет больше страха смерти, нет прожигающего сердце
отчаяния. Есть лишь победное проникновение в стихию невесомости, полное