"Василий Логинов. Шаговая улица (триптих с прелюдиями, фугами и кодой) " - читать интересную книгу автора

бесовские брызги, а сейчас лишь глумливые, грязные всплески: на зимовье в
глубинные стоки водяные ушли. А до чичера тот же порог... В ноябре я бреду
под Эоловы всхлипы, колкий дождик остатками троллева сердца будоражит
прожитого свитый клубок: ты ушла. И до чичера дело уже не дойдет..."


8

Болезнь закончилась, но опять началась череда одинаковых учебных дней.
Днем те же лица коллег-учителей, за партами те же ученики, достаточно было
трех дней, чтобы узнать, что будет представлять в будущем каждый из них. И
все было бы однообразно и нудно в ее жизни, если бы не ежеутренние встречи с
Игорем Тимохиным.
К первому уроку Аида Николаевна шла в школу по знакомому до тошноты
Полуактовому переулку.
По бокам, вплотную к мостовой, по которой она вышагивала, росли большие
деревья, бичами своих полураздетых ветвей перечеркивающие серое небо.
Дальше, за узкими лентами двусторонней каймы тротуаров, стояли трехэтажные
особняки с облупленными колоннами и двускатными крышами - бывшие офицерские
дома на четыре семьи, построенные сразу после войны для отличившегося
высшего командного состава, теперь же они по причине вечного жилищного
кризиса представляли коммуны разношерстных жильцов. Вокруг арочных подъездов
и почти на каждом балконе было развешено цветастое белье, сидели на лавочках
глазастые палкообразные старухи, скрипели и хлопали двери. Из окон, забывая
в квартирах гулкое разно тембровое эхо, россыпями разбегались косвенные
признаки жизни звуки, звуки дыхания заполненных суетой квадратных
артерий-коридоров обжитых домов, и это были: по-утреннему особенно визгливые
женские причитания, тоскливый скулеж еще негулянных собак, писклявые
спросонья детские голоски и раздраженные гудящие баски недобритых мужчин.
Под ногами Аиды Николаевны мерно хрустели крупноячеистые кленовые листья,
образуя множественные сетевые переплетения и порой открывая серые
полоски-ступеньки асфальта, но чаще ломаясь многочисленными венами своих
прожилок от прикосновения жестких подошв и острых каблуков. И шуршание
листьев, как тихое тиканье метронома, навязывало ритм зарождающихся слов:
чичера... дело... дошло, не дошло... до чичера дело еще не дошло...
чичера... дело...
- Чичер? Конечно, знаю, - в один из сентябрьских вечеров, голосом
продираясь через свою густую бороду, гудел в трубку знакомый доцент-филолог
после того, как Аида Николаевна, уже отчаявшись от бесплодных поисков в
словарях, позвонила ему, - чичер - это снег с дождем. Но не просто мокрый
снег, а как бы тебе получше объяснить? Ну, положим, представляешь себе смесь
мелкого льда и воды в январской свежепрорубленной речной лунке? Так вот,
если эта смесь падает сверху, то это и будет чичер...
Чичера... дело... дошло, не дошло... поворот вправо всегда без
пятнадцати восемь, рядом с не закрывающимися школьными воротами, между
оббитыми скульптурами пионерки с отломанной рукой и пионера с остатками
бутылкообразного горна у рта, всегда стоял Игорь Тимохин.
Синяя форма с серыми металлизированными пуговицами, иногда прикрытая
распахнутой курткой, потертый желтый портфель с пряжками и ремнями внахлест
с ним он проходил весь десятый класс, темные жесткие волосы и дымная полоска