"Сэм Льювеллин. Тросовый талреп " - читать интересную книгу автора

перекореженным освещением.
Зеленые цифры на табло навигационных приборов ярко посверкивали мне в
глаза. Сигнальный затвор устойчиво сиял красным светом. Я записал цифры и
нанес свое положение на карту. Выглядело все замечательно: я был совсем
рядом с северо-восточной оконечностью острова Колл, держа курс к материку и
к своему летнему отпуску. Но там в темноте, меня подкарауливали здоровенные
утесы, которые могли изогнуть лучи сигнальных знаков, словно спагетти.
А еще меня сильно подташнивало.
Я осторожно слез со штурманского сиденья, еле удержавшись на ногах,
когда под днищем перекатилась большая волна. Тошнота подступала все выше к
горлу. В кубрике стоял густой запах полистироловой просмолки и мебельного
лака, щедро покрывавшего фанеровку из клена. На палубе, на свежем воздухе
тошнота пройдет. А внизу всегда плохо. Я подумал, не проверить ли мне свое
местоположение по радиосигналу. Но тошнота отогнала эту мысль.
Я выкарабкался из рубки, всосал и себя глоток тумана. Автопилот
деловито тикал что-то свое, призрачный главный парус башней уходил в
черноту ночи, а волны шумно ударялись об острый нос яхты, проскальзывали
мимо киля и разлетались в стороны. Я старался дышать глубже. Тошнота
проходила. Вместо нее появилось что-то вроде оптимизма. Скоро станет
светло, и я смогу визуально определить свое местоположение по кое-каким
прекрасно мне знакомым крупным ориентирам, которые разбросаны в этой части
Шотландии.
Напор ветра вдруг переменился, словно что-то пробежало между мной и
его источником. Отчего-то я весь вспотел под фуфайкой. А ведь с наветренной
стороны не должно было быть ничего до самых островов Барра, милях в
тридцати отсюда. Я перебежал к корме, отключил автопилот и крутанул штурвал
в сторону правого борта. Нос вильнул, палуба заколыхалась под моими ногами,
а волны бешено заревели под подветренным бортом яхты, когда она набрала
скорость. Я потравил шкоты главного паруса и присел к рундуку с клеймом
компании "Даймо" и надписью: "Сигнальные ракеты". Мои онемевшие пальцы
принялись рвать пластиковый пакет.
Ветер теперь дул в корму. Все стало успокаиваться, как это обычно
бывает, когда вы идете по ветру. Но запах ветра изменился. Поначалу он пах
солью и водой. Теперь же в воздухе запахло угольным дымом.
Я вырвал затычку из основания сигнальной ракеты, отодвинул ее подальше
от себя и ударил по колпачку-наконечнику. Ракета тихонько зашипела, потом
загорелась, и ночь стала ослепительно белой. Я увидел здоровенное белое
крыло главного паруса, и крышу ракеты, и наконечник носа яхты, который
простерся вперед, нависая над черной водой и пронзая стену тумана.
Ночь бесилась, завывала протяжным горестным воплем. Я снова
почувствовал приступ тошноты. Такое ощущение, что желудок от страха
сжимается до размеров грецкого ореха... Ведь это гудела сирена - обычный
сигнал судам во время тумана. Звук, казалось, наплывал со всех сторон.
Сердце отчаянно колотилось. Сигнальная ракета, которую я поднял как можно
выше, обжигала мне руку. Потом она зашипела и погасла. А моя
противотуманная сирена лежит внизу. И у меня нет времени сбегать за ней. На
ощупь отыскивая следующую сигнальную ракету, я напряженно всматривался в
ночь.
Но ничего нельзя было разглядеть. Впереди, в направлении порта,
темнота сгущалась, становилась мрачнее, превращалась в громадную черную