"Задание" - читать интересную книгу автора (Родионов Станислав Васильевич)3В конференц-зал сошлось человек триста. Люди жертвовали обеденным перерывом. Петельников знал, что работников объединения «Полимер» привлекло не его ораторское искусство, а тема: «Правопорядок в районе». Впрочем, сильнее интриговали другие слова вестибюльного объявления, выведенные тушью мелко: «Рассказывает старший оперуполномоченный уголовного розыска, капитан В.А. Петельников». Вел встречу заместитель директора по общим вопросам Мирон Алексеевич Желубовский. Фамилия показалась знакомой. Петельников объяснял правовую ситуацию в районе, приводил примеры, делал выводы, вспоминал случаи из личной практики, а фамилия Желубовского вертелась в мозгу неопознанной. И только когда зашла речь о несовершеннолетних, Петельников приостановился посреди фразы и внимательно глянул на усталого и нетерпеливого человека, ведущего собрание. Желубовский, отец Грэга-артиста. Разговор с родителем сам шел в руки — хоть этим помочь Леденцову. Время доклада истекло. Петельников сказал заключающие слова и спрятал в карман незаметную бумажку-планчик. Но истекло время доклада, а не время его встречи с работниками объединения «Полимер». Пошла череда вопросов — скорых, один за другим, как вагоны бегущего поезда. Казалось, люди забыли про работу. Петельников отвечал… Сколько задержал он преступников лично; почему осужденные не отбывают полностью срок наказания; женат ли он; куда ползет кривая преступности; сидят ли в нем бандитские пули; почему их полицейские оснащены черт те чем, а у наших милиционеров одни кургузые «газики»; есть ли любовь в преступном мире; до каких пор не будут приниматься меры к Федьке по фамилии Оридорога с Сердобольской улицы, который торгует самонаваренным едким напитком под названием «Коловорот»; работают ли в уголовном розыске женщины; и все-таки: почему он не женат?.. — Кофе выпьете? — предложил Желубовский, прервавший таки лавину вопросов. — С удовольствием, — тотчас согласился Петельников, потому что хотел и побеседовать, и кофе любил, и не знал, — где и когда еще доведется перекусить. Они прошли в кабинет заместителя директора. Середина просторной комнаты была застлана темно-зеленым ворсистым паласом, и на нем, как на надежном плоту, укрепился полированный стол с телефонами, пара кресел и веселенький торшер, походивший на велосипедное колесо с кистями. Когда же секретарша принесла кофе не в чашечках, а в фаянсовом кофейнике, Петельникову сделалось совсем уютно. — Да, работа у вас опасная, — сказал Желубовский, как бы продолжая встречу в конференц-зале. — Не так для жизни, как для нервов, — уточнил Петельников. — Видимо, трудно с рецидивистами? — Пожалуй, нет. — С убийцами? — И с ними управляемся. — А-а, нелегко с крупными расхитителями? — Мирон Алексеевич, труднее всего с разболтанными подростками. — Неужели они опаснее рецидивистов и убийц? — Убийца редок, а группка непутевых ребят почти в каждом дворе ошивается. Подобные минуты Петельников считал отдыхом. Модный кабинет, торшер, беседа, кофейник… Поэтому он глубже вмялся в эластичное кресло, вытянул ноги и отпил хорошо заваренного кофе. Но Желубовский глянул на часы, не скрывая своей занятости. — Мирон Алексеевич, кстати: как ваш Григорий ведет себя дома? — перешел он к делу. — А что случилось? — Связался с худой компанией… — Чепуха! — оборвал Желубовский. — Вы его с кем-то перепутали. — Как же… Грэг-артист. — Почему Грэг? — Потому что Гриша. — А почему артист? — Потому что поет. — Он поет? — Песни на свои стихи. — И пишет стихи? — И на гитаре играет. — У него есть гитара? Петельников не ответил. Кофе вдруг показался слишком горьким, перенастоянным. Впрочем, на этот бодрящий напиток он грешил зря: кофе за хозяина не в ответе. Но капитану расхотелось говорить с отцом, который не знает, что у сына есть гитара. — Чем же занимается эта худая компания? — Курит, пьет, хулиганит… Почти уголовщиной. — Здесь что-то не так. У нас же благополучная семья… — Мирон Алексеевич, что такое «благополучная семья»? На ответ Петельников не надеялся: уж слишком очевидна в его словах ирония. Но Желубовский, расстроенный мыслями о сыне, ничего не заметил и заговорил горячо: — Мы с женой не гуляем, не пьем и даже не курим! У обоих высшее образование и ответственная работа. В доме полный достаток. Где он мог набраться плохого? — Там, где бывает вечерами. — Где он бывает вечерами? — А вы не знаете? — Товарищ Петельников, вечерами я сижу тут или на каких-нибудь собраниях, или хожу по цехам, или еду в командировку. — Тогда, Мирон Алексеевич, должен вас огорчить: семья ваша крайне неблагополучная. — То есть? — Какое благополучие, коли отец не обращает внимания на сына. — Я занят двадцать четыре часа в сутки! — Вот я и говорю: семья неблагополучная. Вошла секретарша, — видимо, предложить еще кофе, — но, глянув на лицо начальника, осторожно прикрыла дверь. К нему, к кофе, кроме печенья и бутербродов идет тонкая, может быть, даже изысканная беседа, как и аромат самого напитка. Петельников, пока у Желубовского не было для этой беседы слов, думал, где удобнее всего пить кофе. Не дома: обязательно вызовут; не в райотделе: обязательно поедешь на происшествие; не в кафе: обязательно кто-нибудь помешает; не в поезде: там обязательно пьют чай; не в многодневной засаде, где кофе в термосе… И капитан решил, что приятнее всего пить кофе в гостях, где он и вкусен, и никуда не вызовут. Петельников был вроде бы в гостях. Что же мешает уютному кофепитию? — А куда же вы смотрите? — уже не сдерживаясь, прикрикнул Желубовский на капитана, как на подчиненного. — Ну у вас и диапазончик… От «этого не может быть» до «куда вы смотрите». — Подростка втягивают в шайку, а вы бездействуете? — А вы, отец, почему бездействуете, когда сына втягивают в шайку? — Вас поставило государство! — Мирон Алексеевич, а почему государство должно ставить специальных людей — милиционеров, педагогов, воспитателей, — которые обязаны делать за вас святую вашу работу? — А разве мы с женой ее не делаем? Гитара! Пустяк, поэтому я о ней и не знаю. Григорию все дано для всестороннего развития. Поехать на машине — пожалуйста, я сам сажусь за руль. Книги, радиоаппаратура, одежда, путешествия… Знаете, что мы решили ему приобрести? Компьютер. — А он больше всего любит гитару, которую, вероятно, купил на сэкономленные деньги. — У Григория нет сэкономленных денег! Он их получает столько, сколько ему необходимо. Мы придерживаемся современной системы воспитания. — Это не система воспитания, а система развращения. — Чем же мы развращаем? — Извините, мещанством. Желубовский вскочил и ринулся к двери. Капитан с недоумением поставил выпитую чашку. Куда он? К директору, в милицию или к сыну?.. Но Мирон Алексеевич описал дугу по кабинету и, словно раздумав, вернулся на место. Теперь за столом сидел не подтянутый и нетерпеливый заместитель директора, а растрепанный мужчина с тревожными глазами, покрасневшим лицом и поникшим галстуком. — Что же теперь делать? — Дадите еще кофе — скажу, — улыбнулся Петельников. Желубовский ткнул кнопку. Вошедшая секретарша, догадавшись о непростом их разговоре, тревожно спросила своего начальника: — Печенья принести? — Ага, — нахально ответил капитан. Подтверждался его вывод о том, что надежнее всего пить кофе в гостях. Печенье оказалось не магазинным, сладким и сдобным: видимо, пекли в столовой объединения. И свежезаваренный кофе пахнул ароматом. Петельников на несколько минут увлекся. Потом зазвонил телефон. Словно разбуженные его звуком, затрещали и другие два аппарата. И пока громыхали три звонка, капитан уминал печенье, надеясь еще и на время трех телефонных разговоров. Но Желубовский трубок не взял. — Мирон Алексеевич, я знавал отца, который ради детей отказался от должности главного инженера. — Прикажете идти в слесаря? — Не знаю. — Уйти матери с работы? Или нанять воспитателя? Услать в другой город? Или просто высечь его? — Ваша ошибка в том, что вы создали для сына особые условия. — Как же иначе! Ребенок, счастливое детство, цветы жизни… — Мирон Алексеевич, я не педагог, я милиционер… Но по-моему, дети должны жить той жизнью, которой живут взрослые. — Труды, нервотрепки, спешки, недосыпы, заботы, неприятности… Все это нашим детям? — Да. Только в других, в ребячьих дозах. — Почему же он не переживал вместе со мной? Я многое в жизни успел, много сделал хорошего… Почему он берет пример со своей компании, а не с меня? — Мирон Алексеевич, когда вы делали хорошее, вашего сына не было рядом. Вот и сделайте, чтобы теперь он всегда находился как бы рядом с вами. |
||
|