"Леонид Каганов. Нежилец " - читать интересную книгу автора

участвовать в разговоре, который должен сейчас состояться. Она еще ничего не
знала.
Но как только я закрыл глаза, свет не потух и я не увидел привычных
сумрачных пятен на веках. Напротив, мне показалось, что я не закрыл их, а
только теперь открыл, но открыл уже в другом мире - словно промахнулись
пальцем мимо кнопки на пульте телевизора, и вместо того, чтобы выключиться,
телевизор переключился на другой канал. Звуки пропали, появился лишь неясный
и неповторимый гул, напоминающий то ли шум в ушах, то ли гулкое падение воды
на кафель в гигантской душевой. Я снова оказался висящим все в том же жутком
кольчатом коридоре, а вдали маячил свет. Тело исчезло, и опять появилось это
странное чувство, что меня нет. Меня нет, но я смотрю на стенки коридора.
Стенки коридора ползут вокруг меня, но меня нет. Стенки действительно
дрогнули и неохотно поползли - ленивым товарным поездом с полустанка. Свет
вдали начал приближаться - сначала медленно, затем все быстрее. Я рванулся и
открыл глаза - меня окружала спокойная розовая побелка лестничной площадки,
а прямо передо мной было встревоженное лицо Юльки.
- Аркашка, что с тобой? Тебе плохо?
- Мне-то нет. - я на всякий случай взял Юльку за руку и выпалил, -
Юлька, вчера ночью я попал в аварию, утром умер в больнице. Не приходя в
сознание. - добавил я зачем-то.
Юлька подняла на меня круглые глаза. Ее рот приоткрылся, а голова чуть
дернулась в сторону в немом отрицании.
- Но... - голос ее сорвался.
Я очень правильно сделал, что держал ее за руку - она могла бы упасть.
Следующие полчаса я помню смутно - Юлька висела у меня на груди и плакала.
Слезы текли по ее щекам, размывая косметику, и не останавливаясь падали на
мой плащ. Я что-то говорил, утешал, но все было без толку. Наконец я понял,
что говорить с ней нельзя - как и с матерью. Юлька, всхлипывая, цеплялась за
плащ, но я осторожно отцепил по очереди все ее пальчики и отстранился.
- Извини, я пойду.
- Не уходи!
Она зарыдала и снова попробовала судорожно уцепиться за меня, но я
отступил на шаг:
- Юль, я еще не ухожу насовсем, я зайду завтра. Хорошо? А в субботу мы
поедем в гости к Глебу - там наша группа собирается.
И, не дожидаясь ответа, я побежал по лестнице, привычно прыгая через
две ступеньки.
Остановился я только на бульваре, через два квартала от "Витязя" и
огляделся - шел проливной дождь, как я этого до сих пор не заметил? Дождь
заливал бульвар, жил своей жизнью, шуршал в ветках и чавкал в лужах. Я сел
на скамейку под старым весенним каштаном. Голые, только начинающие зеленеть,
ветки от дождя не укрывали, струи текли по лицу и текли по плащу, смывая
юлькины слезы. И мне казалось, что все вокруг плачет - и каштан и бульвар и
небо. И вокруг становилось все чище, и воздух свежел - такую свежесть я
ощущал в далеком детстве, после того, как доводилось вволю поплакать.
"Дождь - хорошая примета." - вспомнилось вдруг. Дождевые слезы текли по
ресницам, и я закрыл глаза, и тут же отпрянул, открыв их вновь - там, по ту
сторону глаз, не было меня, а жутко и объемно висел вокруг гулкий сиреневый
коридор. Он ждал меня, ждал своего единственного пассажира, чтобы тронуться
в путь, и когда я появился в нем на миг, он все-таки снова успел еще чуть