"Андрей Ливадный. Сфера Дайсона" - читать интересную книгу автора

забрало его гермошлема было видно, как смертельная бледность пятнами
проступает на его щеках. Он нервничал и ничего не мог поделать с этим.
Мучительно долго тянулись секунды, пока заработавшие компрессоры
систем шлюзования нагнетали воздух в переходную камеру. Наконец внутренний
люк начал медленно открываться, но уже через несколько мгновений
завибрировал и застрял, отодвинувшись всего на треть своего хода, - что-то
отчетливо хрустнуло в древнем механизме подачи, и этот звук, переданный
внешними микрофонами скафандра, показался Семену оглушительным.
С трудом протиснувшись в образовавшуюся щель, он оказался в небольшом
отсеке, похожем на пост оператора.
Перед прозрачной стеной стояли несколько пультов управления. Ровные
шеренги зеленых индикаторов сияли на их панелях, и вид этих трепетных
огоньков, свидетельствующих об исправной работе каких-то систем
жизнеобеспечения, заставил сердце Семена гулко и аритмично стукнуть в
груди.
Чуть в стороне стоял пустой письменный стол. В кресле, за ним,
полулежало тело человека в истлевшей форме. Длинные седые пряди волос
обрамляли лицо мумии, но даже иссохшие и искаженные черты красноречиво
свидетельствовали о том, что перед ними - глубокий старик, скончавшийся
естественной смертью. На пустой пластиковой столешнице призывно желтел лист
какого-то документа.
"ВВЕРЯЮ ИХ ВАМ", - прочел Семен странную, заставившую его вздрогнуть
всем телом надпись, начертанную крупными буквами на хрупком, пожелтевшем
листке обыкновенной бумаги.
Все происходило в жуткой, гробовой тишине. С трудом заставив себя
оторвать взгляд от мумифицированного тела, Семен толкнул прозрачную дверь и
вошел в криогенный зал.
Он чувствовал всю сверхъестественную древность этого помещения. Это
ощущение ползло медленной бесконтрольной дрожью вдоль позвоночника. Свод
зала терялся во мраке, но решетчатые палубы и гулкие лестничные марши были
скупо подсвечены редкими, источающими дезинфицирующий ультрафиолетовый свет
лампами.
Семен вдруг понял, что шаг, который он только что сделал, был,
вероятно, самым важным в его жизни.
Ровные шеренги подсвеченных изнутри низкотемпературных капсул гиперсна
терялись в бесконечности зала. Работающих ячеек были десятки, и в каждой
лежал... ребенок!
Семен стоял, не в силах оторвать взгляд от концентрических кругов,
составленных из пятен бледно-голубого света.
Это были дети колонистов, которых, по словам Таирова, собрали в одном
криогенном зале, переключив на его аппаратуру все автономные источники
питания "Крепости". Теперь становилось понятно, почему экипаж станции
сражался до конца, не желая сдаваться силам Третьего ударного флота, даже
когда ситуация стала совершенно безнадежной.
Глядя на шеренги капсул, он вдруг вспомнил все свое прошлое, от
которого, как выясняется, не убежать, не скрыться, не похоронить его внутри
себя под пологом забвения, - ведь исключительно память привела их сюда,
только это сосущее, саднящее сердце чувство выпавшей на долю его и Яны
несправедливости двигало их поиском, заставляя перемещаться от одного
кладбища кораблей к другому.