"Джози Литтон. Мечтай обо мне " - читать интересную книгу автора

лгуньей, обычно люди верили каждому ее слову. Она смотрела на мрачный
профиль Вулфа и думала, как бы его убедить. И спрашивала себя, почему ее так
задевает его недоверие.

***

В последующие дни все повторялось почти в точности. Каждое утро Вулф
приносил пленнице еду и воду для питья и умывания. Она подозревала, что
получает воды больше, чем любой другой человек на судне, но не находила в
себе сил отказаться.
Когда с утренним ритуалом бывало покончено, Вулф провожал девушку на
палубу. Все эти дни погода была хорошей. Однако молчание и невозможность
как-то себя занять действовали на нервы. Команда, включая капитана, почти
все время проводила на веслах. Викинги были не только привычны к физической
нагрузке, но как будто даже рады всякой возможности лишний раз потрудиться.
Поскольку до сих пор Кимбре не приходилось так долго находиться в чисто
мужской компании, она испытывала вполне естественное любопытство к своим
спутникам. Она заметила, что с ней они держались совсем иначе, учтивее, чем
друг с другом, но не знала, относится это к любой женщине или только к леди.
Так или иначе, между собой они общались в простецкой форме. Не то чтобы
Кимбра прислушивалась намеренно, просто на столь ограниченной территории
ничто не проходило незамеченным. Первое время она смущалась и краснела от
весьма откровенных выражений, потом, с неожиданной быстротой, привыкла и
пропускала их мимо ушей. Точно так же она научилась не шарахаться, когда
кто-то из мужчин спокойно пускал за борт струю. Она просто отводила взгляд.
"Держаться учтивее" означало в данном случае не навязывать своего
внимания. Единственный, кто общался с Кимброй, был Вулф. С того памятного
разговора он больше не упоминал ни о письме, ни о том, что ее ждет. Девушка
подумывала о том, чтобы подступить к нему с расспросами, но предпочла
неведение правде, которая, быть может, сокрушила бы ее.
Ей хватало пищи для размышлений. Неужели в ночь ее похищения в Холихуде
никто не пострадал? Так хотелось, чтобы это было правдой. Ее пугала мысль о
том, как отреагировал брат на то, что гарнизон не сумел уберечь его сестру.
Кимбра мысленно отшатывалась от неизбежной ярости Хоука, как от
десятибалльного шторма. Она любила брата всем сердцем, глубоко уважала его,
но признавала за ним способность к безжалостной расправе, а потому, хотя и
рвалась душой к свободе, не позволяла себе молить небеса о спасении. Это
было возможным только ценой кровопролития. И она этого боялась.
Девушка не страдала от заточения. В трюме появился другой, более мягкий
тюфяк, так что первым она укрывалась как одеялом, и ночной отдых перестал
быть мучением. В пищу, правда, шли сушеные или соленые продукты (за
исключением свежепойманной рыбы), зато ее было так много, что Кимбре ни разу
не удалось доесть все, что ей приносили. Короче говоря, она ни в чем не
знала отказа, если не считать одежды.
Ее мучила лишь одна проблема - как занять собственное время. На седьмой
день, когда все та же рутина повторилась, Кимбра поняла, что не выдержит и
закричит.
Словно вняв ее мысленной мольбе, случилось то, чего она ожидала очень
давно.
Как обычно, Кимбра сидела на баке, подставив лицо бледным солнечным