"Михаил Литов. Улита " - читать интересную книгу автора

которых уже не я метался в бесплодных поисках, а мне навстречу само собой
выдвигалось то, чего я столь страстно домогался. Но эти видения были
пострашнее творившегося у меня на душе, поскольку я и в кручине мог, по
крайней мере, двигаться, сворачивать в переулки, пить чай, кофе или вино в
забегаловках, они же, приближаясь, внезапно с чудовищностью последнего
несчастья рассыпались и рассеивались, оставляя мне чувство вины. А отчего
бы я чувствовал, что рассыпаются они по моей вине, если бы в них не
заключалось нечто действительное, даже, может быть, что-то более
реалистическое и натуральное, чем я сам? Значит, их живое, если и вовсе не
одушевленное начало, разветляющееся на некие персоналии, находилось тут, в
непосредственной близости от меня, а я обошелся с ним неосторожно, какой-то
небрежностью заставил его отступить и спрятаться. Обнаженное в этих
видениях было округло, прекрасно, совершенно и притягательно желтело в
неожиданно сгущающихся даже среди дня сумерках. В растерянности я узко, не
умея охватить явление во всей его полноте, бормотал себе под нос, что это
обнаженное и желтеющее не может быть домом, деревом или собакой, не
символизирует красоту как таковую, а отвечает моей одинокой и замшелой
потребности в человеческом.
Я очень стыдился этих похождений в безвременных сумерках. Об этом
стыде я и умолчал, когда исповедывался Улите накануне своей гибели. По всем
признакам выходило, что ищу я человека, а раз уж виделось что-то округлое и
плавное, речь шла, стало быть, о женщине. Меня удивляло, что в минуты,
когда моя голова шла кругом от созерцания внутренней бездны, неизбывной
пустоты, я вдруг всем своим существом устремляюсь на поиски женщины. Но в
видении, судя по тому, что я успевал разглядеть по мере поступательного
приближения таинственных и прекрасных форм, заключалась такая сила, что я
предчувствовал свое полное самозабвение, какую-то будущую немыслимую
самоотверженность, в общем, только приблизилась бы она, та женщина, уж я бы
тогда раскрепостился сполна в любви и свободе. Но я уже говорил, что ей
никогда не удавалось приблизиться. Может быть, весь смысл этих видений
только и был что в указании на цель моих поисков. Мне объяснялась
надобность искать красивую, совершенную незнакомку. Приключение! Не знаю,
что последовало бы за его успешным завершением и как могла женщина, даже в
самом деле совершенная, оградить меня от всех тех душевных мук, которые я
терпел. Боюсь, далеко не в этом проблема. Разве неустранимое отличие
реальной женщины от той воображаемой прекрасной дамы, которой всякие
псевдорыцари слагают гимны, не лишает мои поиски сакрального смысла, не
низводит мою беготню на уровень чего-то кобелиного? - спрашивал я себя и
тут же впадал в дикое раздражение.
Однажды туман раннего осеннего утра усилил впечатление
иррациональности происходящего. Я уже думал забиться в какое-нибудь
полуподвальное кафе с невыспавшимся официантом и тихой, бредовой музыкой,
когда выступивший из тумана женский силуэт более или менее удачно вписался
в навязчиво маячившие предо мной фантастические формы. И вдруг я решил
больше не откладывать дело, не виноватиться перед судьбой, перед Роком,
который заманивал Бог весть куда, а сам рассыпался в прах при малейшей моей
попытке отчаянно отдаться ему во власть. Незнакомка, шагавшая мне
навстречу, была в принципе хороша собой; на ней сидело отличное черное
пальто, под которым едва ли пряталась уже полная нагота, приготовленная,
как у иных, если верить слухам, шлюшек, для показа потенциальному клиенту.