"Валерий Липневич. В кресле под яблоней (повесть) " - читать интересную книгу автора Петр Васильевич такой же расторопный и неутомимый, как и пчеловод. В
семь утра хлопает дверца его "Нивы" - за рулем он всегда сам. Каждую свободную минуту он чем-то занят по хозяйству. Успевает и в саду, и в огороде, при том, что главная забота - колхоз. В районных сводках "Рассвет" наш постоянно на первом-втором месте. "Ничего из-за этого колхоза не видишь!" - недовольно выговаривает ему жена. Если Петр Васильевич - невысокий, ладный, стремительный, то супруга - создание пышное, зефирно-розовое. Учительница младших классов, хотя образование, как и у мужа, агроэкономическое. Нетороплива, вальяжна. Общается с народом через силу, держит дистанцию. Скорее, правда, не сознательную, а просто от органического отвращения к этой деревенской жизни, к этим бесконечно терпеливым бабам и пьющим мужикам. Сама тоже деревенская, но из западной Белоруссии - "паненка". "Что надо?" - встречает она нелюбезно каждого, кто ткнется в ее дверь со звонком и глазком. Для деревни это пока дикость. Союз с Польшей оказался менее гармоничным, чем трудовое объединение с Россией. "Я бы ее быстро перевоспитал!" - роняет иногда загадочно и многозначительно Юзик. "Ой, молчи уже, воспитатель!" - обрывает его жена. Петра Васильевича любят. "Человек!" - озвучивает общее мнение Володя Грек. К супруге его подчеркнуто равнодушны. Дочка внешне похожа на маму, но характером, к счастью, в отца - такая же открытая. Активно осваивает роликовые коньки. Слева от меня - над погребом и летней кухней, за нашим забором - липа. Она стоит тоже у дороги, но проселочной, размытой дождями и разбитой коровами, куда по неистребимой деревенской привычке вываливают весь председательского дома. Асфальт удобряют только коровы, но так основательно, что скоро зазеленеет. "Папа, скажи им! - жалуется Маринка, дочка председателя. - На роликах невозможно кататься!" Нашей липе, как и вербам, тоже лет пятьдесят. В обхвате как ядреная деревенская баба этого же возраста - один не обнимешь. Дядя посадил их несколько, но выжила одна. Ветви ее начинаются низко над землей, на уровне груди. Вся пышная, воздушная, зеленеет по-весеннему нежно. За липой, по ту сторону коровьей дороги, проглядывает белый коттедж - небольшой детский сад эпохи сталинизма. Он обнесен сетчатым забором на каменном фундаменте. Именно такова преобладающая мода. Половина участка господская, а половина мужицкая. На господской - газон, спланированный по журнальным образцам, а на мужицкой, как и положено, - картошка, овощи, теплицы под стеклом. На ней пашет теща Дуся, с синими от сердечной недостаточности губами. Дом записан на ее имя - скромной пенсионерки. "Теще дом строю!" - постоянно повторял, посмеиваясь, ее разворотливый зятек. Он регулярно стрижет свой газон и курсирует на речку и обратно с пятнистой надувной лодкой на голове. Этакий огромный ходячий гриб. Трудно догадаться, что на месте этого дома и была горная страна нашего детства - Ямы. Тещин дом, как утюг, разгладил ее складки. Теперь она существует только в нашей памяти. Правда, пару лет назад страна эта напомнила о себе: черная трещина снизу доверху прошла по южной стене. Когда торопливо засыпали и ровняли наши горы, завалили и |
|
|