"Виль Липатов. Повесть без начала, сюжета и конца..." - читать интересную книгу автора

базарились шумные и замерзшие пьянчужки, подсчитывающие медяки; потом
показался сосновый парк, такой густой и огромный, каких не бывает в больших
городах,- шишкинские сосны, хорошо расчищенные дорожки, зеленые скамейки,
заботливо обметенные от снега сторожами; от парка даже сквозь полуоткрытый
ветровичок "Волги" тянуло хмельным сосновым запахом. В городе было спокойно,
тихо, по-домашнему уютно. Потом стали попадаться и двухэтажные дома, но и
они не вызывали городского беспокойства - были скорее домишками, чем домами.
Цукасов сидел на заднем сиденье прямо, не разваливаясь, на Борьку
поглядывал с юмором и симпатией. Когда они уже подъезжали к ресторану "Обь",
секретарь обкома начал морщить лоб и глотать слюну - бедняга, наверное, не
ел с утра, теперь же шел пятый час, а что касается осетрины, то он к ней был
приучен с детства. Отец Цукасова, опытный рыбак, никогда не возвращался
домой без пудового осетра или нельмы.
- Ну вот и приехали! Собирайся питаться, честной народ! Два года назад
районный город обзавелся таким модерным рестораном, которому могла бы
позавидовать и область. Стены здесь были неоштукатуренные, лиственничные;
матовые мозаичные полы собраны из многочисленных сибирских пород дерева, под
потолком висел вращающийся шар, на одной из стен - керамическая мозаика,
изображающая купеческое прошлое райцентра и его будущее; столы были
кедровые, накрыты скатертями из сурового полотна, ложки к деревенскому супу
подавались деревянные, а на вешалке работал старичок швейцар с отличным
нарымским произношением.
- Ишь как мальчишонка-то быстро раздевается,- сказал он, аккуратно
принимая от Борьки пальто и вязаную шапочку.- Вон какой он шустрый!
Секретарю обкома Цукасову старичок вежливо посоветовал:
- Шапку-то бы надоть утаить в рукаве. Неровен час, спутаемся! Ноне у
всего начальствия одинаковы шапки живут...
По залу, пустому в дневное время, ходили две бесшумные и толстые
официантки в кокошниках, сидели за столиками два-три посетителя из
командированных, и отчего-то было прохладно, хотя в ресторане "Обь" всегда
топили до умопомрачения - сибиряки! Уютный угловой столик был свободен, и
Нина Александровна жестом пригласила за него Цукасова, а Борька без команды
мигом уселся на лучший стул, прищурившись, начал читать меню, напечатанное
на толстой бумаге.
- Осетрина, осетрина и еще раз осетрина! - гудел Цукасов, усаживаясь
рядом с Ниной Александровной.- В Ромске такой осетрины, как водится здесь,
не поешь... У, како-о-ой я голодный!
Дни московского общения Нины Александровны с нынешним секретарем обкома
были особенно памятны воскресной поездкой в Загорск. Цукасов в
Троице-Сергиевой лавре был серьезен, задумчив, непривычно тих; за несколько
часов пребывания в лавре он не произнес ни слова, а когда они осторожно
вошли в собор, где по какому-то исключительному случаю шло богослужение,
вплотную занялся разглядыванием молодой и очень красивой женщины в строгом
костюме и с вуалью на лице. Он буквально ел ее глазами: "Кто такая? Почему
молится? Зачем старинная вуаль? Что здесь вообще происходит?..."
Как только принесли паровую осетрину, Цукасов постно опустил глаза в
тарелку и сделался похожим на того Цукасова, который разглядывал в лавре
женщину в вуали. Это Нине Александровне показалось забавным, и она сказала:
- Борис, вилку следует держать в левой руке. Отчего ты дома поступаешь
правильно, а в ресторане ошибаешься?