"Виль Липатов. Игорь Саввович " - читать интересную книгу автора

внизу город, напротив, приобрел рельефность. Потемнение на городские шумы,
конечно, повлиять не могло, но, честное слово, казалось, что звуки тоже
обрели четкость, рельефность. Бодренько прозвенел трамвай, на реке устало
гуднул небольшой пароход, в городском саду - километра три от дома
Валентинова - играл оркестр и - совсем невероятное - слышался гул турбин
подваливающего к ромской пристани винтового парохода "Салтыков-Щедрин".
На лице Игоря Саввовича лежала тусклая полуулыбка, которую при желании
можно было принять за улыбку необременительной вежливости хорошо
воспитанного человека; глаза тоже были тусклыми и пустыми, точно человек
хотел спать и мысли уже покидали его большую тяжелую голову, и в каждой
линии тренированного тела читалось тоже сонное равнодушие. Он казался
человеком, которого одинаково трудно представить смеющимся или разгневанным,
тоскливым или восторженным, сосредоточенным или отрешенным.
"Похоже на вечер! - подумал Игорь Саввович, вынимая из кармана
батистовый носовой платок. - Воздух легко проводит звуки, а это бывает чаще
всего вечером..." После этого он перестал дышать, чтобы было легче
разобраться, как сейчас живется на белом свете Игорю Саввовичу Гольцову,
стоящему в ста метрах от дома родного отца. Жилось плохо, хотя Игорь
Саввович понемножку привыкал к такой жизни, когда с утра и до вечера, а
иногда и бессонными ночами грудь, словно когтями, раздирает непонятный,
ничем не объяснимый страх, когда сердце ноет и всякая четкая о самом себе
мысль отдается в сердце тоненьким болезненным уколом. Второй год пошел, как
жизнь Игоря Гольцова сделалась непрерывной мукой, страхом перед
неизвестностью - самым жутким страхом. Никто в этом мире не знал, что Игорь
Саввович панически боится выходить из дома, что в каждом встречном на улице
видит опасность, что необъяснимый страх терзает его столько часов в сутки,
сколько он не спит. Взорвется ли остров Мадагаскар, потеряет ли Игорь
Саввович двадцать пять рублей или попадет под автомобиль - было
равнозначным, одинаково страшным; и никакие самоуговоры не помогали, да и
беды-то он не боялся. Попаду под автомобиль - смерть не страшна, когда
страшней жизнь; потеряю двадцать пять рублей - какая чушь и блажь; взорвется
Мадагаскар - милый мой, иди к врачу!
Макушка Воскресенской горы густо заросла соснами, елями, черемухами,
рябинами и даже два кедра - старых и кособоких - торчали посередке. Всякий
раз, поднявшись на Воскресенскую гору, Игорь Саввович испытывал такое
одиночество, какого не испытывал в самой глухой тайге. Это, наверное,
происходило от мгновенной смены городского пейзажа на... таежность.
Послышалось беличье царапанье по кедровому стволу, свистнул неосторожный
бурундук, верещали птицы. "Надо идти к Валентинову!"
Город внизу пошумливал, оркестр в городском саду играл "Журавли", а над
головой Игоря Саввовича, над маковкой Воскресенской церкви, продолжался
обеденный круговорот ласточек, так как купола церкви, как утверждал
Валентинов, притягивали к себе полки комаров и мошек.

Дом главного инженера Валентинова был построен давно, в середине
девятнадцатого века, лет через двадцать после событий на Сенатской площади.
Дело в том, что прапрадед Сергея Сергеевича Валентинова был декабристом,
другом декабриста Батенькова, именем которого в Ромске назван мост через
реку Ушайку. Именем Валентинова в городе никакие сооружения и места названы
не были, но историки установили, что декабрист Валентинов по делу именовался