"Виль Липатов. Игорь Саввович " - читать интересную книгу автора

собиралась гроза, Сергей Сергеевич проснулся ровно в шесть, усмехнувшись,
подумал, что будильник от него отстал на две минуты, и радиостанция "Маяк"
подтвердила, что будильник действительно врал на две минуты. Привычки лежать
в кровати Сергей Сергеевич не имел, от этого его отучили в раннем детстве, и
потому, вскочив на ноги, сразу начал день с вальса "На сопках Маньчжурии". В
ответ на это, естественно, застучали материнские каблуки, раздался ее
горловой кашель.
Перед тем как умываться, Валентинов вышел в сад, сел на низкую скамейку
и затих. Это были самые сладостные минуты за весь длинный, счастливый,
молодой и добрый день. Через минуту-другую на дерево, под которым сидел
Валентинов, сел знакомый скворец, побормотав, запел то, чему его выучил
Валентинов, - песенку "Любовь - кольцо...". Скворцу кто-то однажды подбил
крыло, беспомощный, он два года прожил в кабинете Валентинова, научившись
снова летать, покинул кабинет, но из Африки домой возвращался всегда. И
песенку про любовь пел Валентинову охотно.
С первой секунды утреннего бодрствования Валентинов отчетливо помнил,
что в половине двенадцатого - плюс минус полчаса! - должен явиться с визитом
заместитель главного инженера Игорь Саввович Гольцов. Полгода, целых шесть
месяцев, заместитель под всякими предлогами - он их правдоподобно изобретать
не умел - от домашних встреч с прямым начальником почему-то уклонялся, но
вот наконец решил пожаловать, и все это время, пока пел скворец, Валентинову
думалось только об Игоре Саввовиче, ожидание его прихода было счастливым
дополнением к радостным минутам утреннего сидения на низкой лавочке,
вкопанной в землю еще прадедом-декабристом. Поэтому-то скамейка и была очень
низкой; ушла в землю, или, наоборот, земля поднялась.
Сергей Сергеевич Валентинов был счастлив, хотя толком не знал, что это
такое - счастье, и, когда спрашивали, как он понимает счастье, неуживчиво
морщился. Вопрос казался глупым, риторичным, неразрешимым, наконец. Дикарь с
острова Пасхи счастлив, когда держит в пальцах бильярдный шар, а Хемингуэй,
великий Хемингуэй, был несчастлив на Кубе, богатый и знаменитый. Однако
теперь сам Валентинов был счастлив и, как всякий счастливый умный человек,
не понимал этого, а только с благодарностью думал, что в самом конце шестого
десятка капризная судьба благосклонно подарила ему здоровье и, значит,
молодость.
Минут десять посидев на лавочке, Валентинов умылся, взял с книжной
полки книгу и пошел в кухню - завтракать. Мать вежливо ответила на его
"доброе утро", а потом такими же словами и точно таким же тоном, как это
делалось десять, двадцать, тридцать, пятьдесят лет назад, проговорила:
- Выдумал моду - есть с книжкой в руках. Срамник!
Он ей ответил точно такой улыбкой, какой отвечал десять, двадцать,
тридцать, пятьдесят лет назад, то есть сочувственной, понимающей, но не
могущей ничего изменить. Мать Сергей Сергеевич Валентинов до сих пор любил
так, как любят матерей дети в нежном возрасте, жизни без нее не представлял
и делал все, что матери хотелось, даже если это было для него затруднительно
Преувеличенная, безоговорочная, жертвенная любовь к матерям была принята в
доме Валентиновых, на ней держались семьи и традиции, и Сергей Сергеевич
ничем не отличался в этом отношении от отца, деда, прадеда, которого
немножко помнил, а ведь это был младший сын декабриста Валентинова.
- Ты хоть разбирай, Сергей, что ешь!
- Спасибо, мама! Очень вкусно!