"Виль Липатов. Серая мышь" - читать интересную книгу автора

сидел по домам, четверо приятелей энергичным шагом двигались по
деревянному тротуару.
Дремали на скамейках молчаливые старики, оживала река - сновали по
ней катера и лодки, добрых полчаса шел от одного конца излучины к другому
небольшой буксирный пароход "Севастополь", пересекали блестящий плес
легкие осиновые обласки, и люди в них казались сидящими прямо в воде: не
было видно бортов.
Деревня неторопливо готовилась к обеду - опять пылали среди дворов
невидимым пламенем уличные печурки, ходили женщины. Громкоговоритель на
конторе шпалозавода рассказывал голосом московского диктора о вьетнамской
войне, на крыльце конторы сидели несколько рабочих и, тихо беседуя,
курили.
По выражению лиц четверых приятелей, по их шагу и стремительным
спинам было видно, что пыльная дорога и деревянные тротуары ведут их к
ясной цели; решительные, углубленные в свое, не замечающие внешнего мира,
они были пьяны каждый по-своему, каждый на свой лад... Воодушевленно
светились глаза Семена Баландина, изменившегося уже так резко, что было
трудно узнать в нем того человека, который голосом нищего выпрашивал
бутылку водки у продавщицы Поли. Сейчас Семен Баландин был не только
прямой, но и вызывающе надменный. Перестали дрожать руки, а кожа на его
щеках лихорадочно горела... Ванечка Юдин, наоборот, как бы распухал в
лице, сосредоточенная складка меж бровями расправлялась, глаза тускнели,
важно и вздорно напружинивался подбородок, выпячивалась узкая грудь...
Замедливался и понемногу терял хищное выражение лица Устин Шемяка, он
становился вялым, мускулы под ситцевой рубахой опадали, руки неприкаянно
болтались... Ярче июльского солнца сиял Витька Малых, выпивший все-таки
около трехсот граммов и опьяневший так, что выделывал ногами по тротуару
веселые кренделя. Витька теперь уже не замыкал шествие, как два часа
назад, а шел сразу за Ванечкой.
Скоро приятели начали понемногу замедлять шаг. Ванечка озабоченно
обернулся, поднеся палец к губам, предупреждающе прошипел: "Тсс!" Когда
сделалось тихо, стали слышны слова песни: "В жизни раз бываа-ает
восемнадцать лет..." Дом, в котором пели, был могуч и велик, сложен из
толстых кедровых бревен, сочащихся до сих пор янтарной смолой. На улицу
выходили четыре просторных окна, они были распахнуты настежь так широко,
чтобы вся улица могла слышать песню и видеть, что происходит внутри дома.
- Заметят! - шепотом сказал Ванечка. - Опять зачнут изгиляться!
Небось окна нарочно пооткрывали...
- Сволочи!.. - прошипел Устин. - Сроду пройти не дадут...
В могучем доме жил рамщик шпалозавода Варфоломеев, тот самый, жена
которого утром стояла в очереди. В доме Варфоломеева каждое воскресенье
собирались гости - играли в лото и карты, хором пели песни, а вечером
вместе с хозяевами отправлялись в кино или шли глядеть, как играют в
футбол местные команды.
- Эх, огородами тоже не обойдешь! - вздохнул Ванечка Юдин, втягивая
голову в плечи и сгибаясь. - Давай, народ, шагай по-тихому! Да не греми ты
сапожищами, Устин!
Тревожно переглядываясь, четверка тесной кучей двинулась к заветной
цели серединой улицы, и, конечно, произошло то, чего все ожидали: песня
оборвалась, веселый рамщик Варфоломеев неторопко вышел на крыльцо, а