"Чарльз де Линт. Страна грез" - читать интересную книгу автора

навсегда, потому что Лето Любви было в полном разгаре, а в душе она была
истинной хиппи - хотя до того она и не знала об этом, - и она попала
именно туда, где должна была быть.
Отец Нины был наполовину итальянец, наполовину - индеец, что, как
призналась однажды Нине мама, впервые и привлекло ее внимание. В те
времена любой, в жилах которого текла хоть капля индейской крови, был
центром всеобщего внимания. Он был большой, широкоплечий, смуглый, в
каждом ухе - маленькая золотая серьга, и волосы его были такими черными,
что, казалось, они поглощают свет. Волосы он завязывал длинным конским
хвостом. Джуди как-то сказала Нине, что он похож на рокера, и что когда
она первый раз попала в дом к Нине, он напугал ее до полусмерти. Теперь же
она говорила о нем: "Класс!"
- Мне бы твоих родителей! - сказала Джуди Нине спустя несколько
недель, когда они сидели у Нины в спальне.
Родители Джуди были американскими китайцами во втором поколении, и все
еще сохраняли забавные представления о том, что ребенку можно, а чего
нельзя.
Школьные сверхурочные занятия - тренировки по волейболу, драмкружок и
тому подобное - были допустимы, до тех пор, пока не отражались на
отметках, но мальчишки были строго-настрого запрещены. Неважно, что Джуди
было уже шестнадцать. Вырваться из дома вечером в пятницу или субботу
можно было, только сочинив сложную и красивую байку о визите к Нине или
Сьюзи - и родители Нины с их более широкими взглядами, вполне готовы были
эти байки подтверждать.
В этом, конечно, думала Нина, они были классными родителями, но все
равно как-то недобно признаваться людям, что твоя мать зарабатывает на
жизнь бисерными сережками и фенечками, которые продает в разные ателье
мод, а отец работает на стройке, и не потому, что на лучшие работы его не
берут, а потому, что он "лучше будет что-то строить, чем гонять по столу
бессмысленные бумажки".
Нине, можно сказать, нравилось помогать маме в ее уголке на
какой-нибудь выставке, но ей хотелось бы, чтобы их тусовость оставалась бы
на этих выставках, а не жила постоянно в доме. Куда ни посмотри, висели
психоделические плакаты, бисер и кожа, сушились какие-то травки, в ящиках
из-под молока стояли пластинки и кассеты и тому подобные вещи. Вдоль стены
в гостиной были книжные полки, полные поэзии Гинзберга и Блейка,
потрепанных "Каталогов всей земли", вегетарианских кулинарных книжек,
книжек хиповской философии, вроде "Уроков в понедельник вечером" какого-то
типа по имени Стивен, и других - Тимоти Лири, Халила Джибрана и Эбби
Хофмана.
Все было так, словно время для них остановилось.
В какой-то степени Нина любила своих родителей как раз за то, что они
были верны своим убеждениям, за то, что они жили своей философией, а не
только болтали о ней. В политических воззрениях они склонялись больше к
либерализму и участвовали в защите прав животных, домах для бездомных и
бог весть скольких еще группах по охране природы - в делах, которые Нина
тоже считала важными делами. Но порою она мечтала, чтобы у них была
обыкновенная, нормальная мебель, цветной телевизор в гостиной - свой
маленький черно-белый она купила на деньги, заработанные сидением с
детьми, на гаражной распродаже, - и для разнообразия как-нибудь можно