"Лев Александрович Линьков. Сердце Александра Сивачева " - читать интересную книгу автора

Солдаты у него были как на подбор, один к одному. И сам товарищ Сивачев хоть
и молод был, а с большим огнем в душе! Любили у нас в деревне и Александра,
и его бойцов. Не упомнил я, как всех по именам звать. Знаю, заместителем у
Сивачева состоял Петр Грищенко, лейтенант. Ординарцем - Ваня Нехода.
Ездовым - Корниенко, тоже Иван. Были еще рядовые: Куприянов, Кононенко,
Власов, а других по имени назвать не могу.
В ладу мы, колхозники, с пограничниками жили. Чуть какая неясность либо
заминка - к Сивачеву. Он и рассудит и объяснит. Кого неизвестного в поле или
в лесу узреем - опять же на заставу: так, мол, и так, неясный для нас
человек вокруг Головенчиц бродит.
По вечерам и воскресеньям вся наша молодежь сбегалась к заставе. У
пограничников и баян и балалайка, играли - заслушаешься, и песни пели
звонко, а лучше всех играл и пел сам Александр...
Будто вчера та суббота была двадцать первого июня сорок первого года.
Проходил я перед полуночью близ заставы. Гляжу - старший лейтенант вывел
своих молодцов, и они окопы лопатами подравнивают: то ли чуял старший
лейтенант, что напасть идет, то ли так по планам было положено. Спрашиваю:
"Чего, мол, вы так усердно землю тревожите?" Александр только улыбнулся:
"Надо, дед".
Ночью я снова на баз к скотине выходил - дом мой находился как раз в
соседстве с заставой, - слушаю: звенят лопаты, работают пограничники. А под
утро, когда совсем уже светло стало, будто небо треснуло над нашими
Головенчицами. Вскочил я, глянул в окно - огонь вокруг! Выбежал в чем был на
улицу. Женщины кругом криком кричат, дети плачут, скотина обезумела.
С нашей околицы пальба гремит, на границе. Долго ли сообразить - война!
Фашист напал. Все поджилки у меня от страха затряслись. А чем Сивачеву
помочь? Вилами да лопатой пулю со снарядом не упредишь. Пришлось в погребе
хорониться. Народу там понабилось! Плач, стон... "Нам-то здесь что, - говорю
женщинам, - а каково пограничникам?" Не утерпела душа, выбрался из погреба.
Фашисты вовсю рвутся - через нашу деревню на шоссе прямой путь. А
пограничники не пускают: целую поленницу врагов наложили перед окопами.
Фашисты поняли, видно, - не по зубам орех. Приставили к животам
автоматы и пошли по огородам в обход. Пули кругом летят, на лету горят, а
пограничники замолчали. Неужто всех перебил проклятый? Только подумал я -
опять из окопов пулемет начал стрелять. Фашист спину с пятками показал.
Отлегло от сердца. Подполз к забору. Поле и опушку оттуда видно хорошо.
Гляжу - враги пушки выкатили. Как полыхнет! Меня ветром сдуло, глаза песком
забило, вроде ослеп. Земля ходуном ходит - снаряды рвутся на самой заставе.
Вспомнил я прошлую войну, когда сам был в солдатах, догадался: фашист
ведет огонь прямой наводкой. Протер глаза, привстал и опять с копыток долой.
Сразу несколько снарядов в казарму угодило. Крышу снесло, дом рухнул, и
огонь до самых облаков.
Снова фашисты пошли в атаку. С трех сторон бегут, горланят. Совсем
пьяные. А наши опять молчат. Не иначе, на этот раз окаянный враг перебил
пограничников. И тут слышу Сашин голос: "Огонь! За Советскую Родину огонь!"
И где силы взяли наши пограничники?! Все вокруг горит, бревна попадали
на окопы, земля изрыта снарядами, вроде бы там нет местечка для живого
человека - а живы, бьются!
Моя старуха набралась храбрости, выбралась из погреба, за ноги хватает:
"Уйди!" Где там уйти! Махнул я на нее рукой: "Сама хоронись!" - и к заставе.