"Эдуард Лимонов. Убийство часового " - читать интересную книгу автора

не устоял против соблазна денег. (Из жадности, презрев все правила
коммерции, продали кассету дважды.) Однако ничего нового демонстрация нам
лиц их "судей" не принесла. Ни одно лицо нас не заинтересовало.
Незначительные все люди, жертвы обстоятельств. Произносящие фразы, полные
пустых слов: "геноцид", "демократия", "свобода" чего-то...
Главными действующими лицами оказалась эта пара пожилых людей и их
любовь друг к другу. Она в платке румынской крестьянки, в светлом пальто, он
в черном пальто, в галстуке, в шарфе, и черный из бараньего меха головной
убор - в СССР в свое время такой назывался "пирожок". "Пирожок" этот -
единственное имущество пленного (и фактически уже приговоренного к смерти) -
служил ему, очевидно, для восстановления самообладания. Он время от времени
брал его, лежащий на столе, и, помяв в руке, клал опять на стол. Чтобы
убедиться, что может что-то совершить? Что волен хотя бы переместить этот
бараньего меха головной убор?
Их любовь друг к другу... Она присутствовала во всем, во всю длину
кассеты. Перекрывая "обвинения" судей, обвинения "адвоката", она уничтожала
"процесс". Кассета, задуманная как оправдание уничтожения главы румынского
государства,- современный, страшный и яркий документ любви двух пожилых
людей. Объясняющихся друг другу в любви прикосновениями и взглядами. За
несколько всего лишь часов до смерти... Она захотела умереть вместе с ним,
как поступали когда-то супруги великих граждан Рима или гордые жены
германских вождей.
В моменты, когда она вдруг взрывалась гневом (очевидно, более
темпераментная, чем он), он ласково клал свою руку на ее и прижимал слегка
или поглаживал несколько раз бессловесно, убеждая ее таким образом
успокоиться. Он понимал, что нельзя пересекать определенную границу
возбужденности, заботясь о величественности. Кто научил его, сапожника в
прошлом, величественности? Очевидно, он с этим родился... Но она, она тоже
несколько раз остановила его грозящий перейти в некрасивость гнев, положив
на его руку свою. Так, взаимно помогая друг другу, простые и величественные
в своей сдержанной простоте, они вплывали в вечность. Безусловно, они не
могли не знать, чем закончится этот суд (вряд ли сознавая его судом), однако
без репетиции ни разу не сбились. Ни на единый момент они не были жалкими,
не попытались оправдаться, не запросили пощады, не попытались сберечь свои
жизни. Он не признал правомочности всех этих самозваных военных и повторял,
что его должно судить Национальное собрание.
На второй, полной кассете нам продемонстрировали их лежащими в крови. Он
со сбившимся шарфом, кровь под головой. Седой, волною чуб сапожника упал ему
на глаз, светлый и неживой. Недалеко друг от друга лежали они, может быть,
пытались в последние мгновения дотянуться друг до друга руками...
Не относящаяся к их любви дискуссия последовала за выпуском полной
кассеты. Французский ученый-криминалист высказал свое сомнение по поводу
времени, манеры и места расстрела пары. Новая румынская власть спешно
создала несколько документальных фильмов, представляющих общественному
мнению мира недостроенный бетонный дворец в центре Бухареста, какой-то
бункер или противоатомное убежище, в котором якобы намеревалась скрываться
пара. В бункере нам старательно открыли небольшого размера холодильник и
продемонстрировали несколько килограммов колбасы и мяса, содержащихся в нем.
Все эти показы должны были служить доказательствами чего? Коррупции?
Отрицательности? Злобности пары?